Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 - Литературно-художественный журнал

каким-то неуместным тщеславным вещизмом заключил мой сосед и убрал платок в карман. – …Ага, по услуге и заслуги, брательник их посылкой получил, в этом, как его, анабиозе, – продолжил Клочковатый как ни в чем не бывало спустя минуту. – Они не в ульях живут, а на ветках, как птицы. А по утрянке, слышь, в дальний лес улетают, в самую чащобу, в самую тьму – и где-то там такой медок добывают, черный, пахучий: съешь ложечку – и как попрет… Лучше, чем твои грибочки. Грибочки-распоганочки.

Я улыбнулся Клочковатому той сдержанной улыбкой, что вроде бы и позволяет держать внезапного собеседника на расстоянии, и в то же время не раздражает его. Ну а как еще разговаривать с психами?

Хотя про грибочки он почти угадал. Угощался пару раз, было дело. Даже ходил однова, со случайными такими же путевыми знакомцами, по грибы. Собирал, впрочем, лишь те, на которые мне указывали. Да вот и давеча…

– А на зиму, слышишь, шмели эти княжьи в землю зарываются. В те слои, что не промерзают, шурфы бурят, тем и живы. Ох и медо-о-ок… Еду к братанчику на желтом танчике…

Псих! Точно псих! Из Штыринского интерната сбежал, из-под стражи, и петлею заячьей ломит в Прёт. К брату, ага, как же! Это он подхватил просто. Сказал бы я – еду к сестре, и он бы к сестре поехал. Ему без разницы, к кому ехать, он и так поехавший.

Я почесал в задумчивости голову, и Клочковатый сделал так же. Мне это очень не понравилось. Пересесть бы, да куда ты пересядешь в забитом под завязку микроавтобусе.

Автобус подбросило на вираже, и всех швырнуло в креслах. Участились выбоины, и автобус лавировал между ними, как под вражеским огнем.

– Место у меня неудобное, – сказал Клочковатый. – Пересесть бы, да некуда.

Как ему это удается? Как бы не убил или в падучей не скрутился. Псих всяко! А я ему пива еще дал… Я примолк и ушел в свои мысли.

Жизнь моя что? Жизнь – это круговорот событий, спираль. Взять спираль электроплитки или, скажем, обогревателя – очень часто витки перепутываются, и наступает замыкание. От любого еле ощутимого сотрясения они путаются, витки эти.

– Трамвайка, – вдруг сказал Клочковатый и, видя мое недоумение, продолжил: – Печка под сиденьем жарит, спасу нет. Эй, водила, печку можешь отключить? Поставил дополнительную печку в салон, чтобы зимой пассажиры не мерзли, – объяснил Клочковатый.

Выглядел он сейчас вполне нормально.

– Поставить поставил, а заслонку забыл переключить, – продолжил он.

– Сделано! – донеслось с водительского места. – Просто заслонку забыл переключить!

И опять я встревожился, но Клочковатый расхохотался и хлопнул меня по плечу: дескать, расслабься ты.

– Трамвайка – вещь неубиваемая. Работал на производстве, потому и говорю, – легко, впроброс, как и долженствует течь случайному разговору, добавил Клочковатый. Он вынул из-за спины пустую пивную банку, перевернул ее так, что слюна оттуда разлилась по проходу, и вдруг сжамкал ее в руках, как съезжающийся баян.

От этого неприятного звука полсалона вздрогнуло. Бабки зло зыркнули в нашу сторону из-под косынок. От общественного порицания Клочковатого спас лишь очередной, в три оборота, пируэт автобуса.

– Да ладно вам, – обратился ни к кому Клочковатый. – Трамвайка – вещь, а вот спиральные нагреватели – дрянь! Воздух жгут. А если спирали перепутаются, – он подмигнул мне, – пожар может случиться. А при пожаре не только воздух, там, бывает, и души в пепел…

Он устроился полубоком, накинул на щеку воротник и будто бы заснул.

Я еще раз оглядел весь салон, быть может, все же есть куда пересесть. Автобус по-прежнему был плотнячком.

И все же что жизнь? Виток или петля? С одной стороны, виток – это какой-никакой, а все же путь. С другой стороны, и петля – не всегда тупик. Еще в детстве я в этом убедился. Задали нам на уроке литературы выучить отрывок из поэмы Лермонтова «Мцыри». А таких дураков нет, чтобы добровольно, посреди течения жизни, учить «Мцыри». И надо же, спросили меня. Я прочитал перед уроком один раз, как знал. Вышел к доске. Сонная Влада Натановна, таблицы предложений, портреты классиков…

Ко мне он кинулся на грудь;

Но в горло я успел воткнуть

И там два раза провернуть

Свое оружье…

Он завыл,

Рванулся из последних сил…

Я помедлил.

И снова кинулся на грудь…

Три раза кряду я вонзал «свое оружье» в горло. Если это была петля, то она была и выходом. Ибо получил я тогда пять. Сонная училка ничего не заметила.

– И не вздумайте, милочка, это применять. Таблетки – это незатянутая петля! – Подвзвизг спереди разметал мои мысли, как пугливых щенков.

Это две бабки, те самые, шуршащие, нашли общую тему:

– Помет, только помет. И только куриный. Берете, в ладошке растираете и, где зудит, мажете. Только так геморрой и лечат. Поверьте, вам семьдесят пять, какой у вас опыт? И помет не от несушки, а от нетоптаной! Семя – оно что отрава!

– А вот по телевизору… – пыталась возразить вторая.

– По телевизору одни упыри, – непререкаемо заявила первая. – Телевизор от энергии питается, а где ее берет, знаете? То-то же! Да и что геморрой ваш. Вот у меня… костоед! Сначала ранка на ноге появилась, терпела я, терпела, а потом – по докторам, по врачам, по больницам. Через полгода списали, изверги. Костоед у тебя, старуха, иди домой и помирай наособицу. Ну, я думаю, не сдамся, я же физкультурница. Ковырнула коросту как-то палочкой от мороженого, он и вылез, костоед-то.

– Да ну?! – изумилась собеседница.

– Длинный, сантиметров десять, голова с ноготь и зубы как пилка от лобзика, – сообщила Физкультурница. – А за ним еще маленькие полезли. Ну, я их в таз и «Белизной» залила – долго еще копошились, умирать не хотели, бедные… Гнездились они там, стало быть.

– И откуда только че берется, – качала головой Геморройная.

– Думаю, из земли, – рассудила Физкультурница. – Там у них центр управления или Царь-Костоед какой, типа матки. А в земле косточек ох мно-ого! Я в огороде хрен копала, поранилась, ко мне через ранку личинка и заползла.

– Из земли – ни в жизнь! – подал голос, не меняя позы, будто бы спавший Клочковатый. – Там шмели княжьи на страже. У княже – везде стража. Да и кость для княже – хороша поклажа.

– На какую глубину хрен прорастает – ни у какого князя ни стражи, ни догляда не хватит, – отмахнулась бабка. – Ты, алкашина, спал бы уж…

– Уж принес Еве груш,