Два года СВО. Философский дневник крымчанина - Олег Константинович Шевченко

еще только предстоит обрести. Крым был первым и проторил дорогу. Донбасс на подходе, а новые регионы Новороссии — еще в самом начале пути, и зафиксировать их повседневность пока не представляется возможным.

Дикое поле Русского Бытия

Крым в декабре 2015.

1

Я сижу в Ялте. «Ловлю электричество», которое дает дизель-генератор ресторанчика. Есть огромное желание выпить мадеры, но вместо нее пью крепкий кофе.

Мой столик у окна. Это даже не столик, а малютка-столешница с невыносимо вычурной ножкой. На поверхности этой крохи умещаются только чашечка кофе и мой невеликий планшетик. Я охватываю столик обеими руками и гляжу в окно, вернее, в большую панорамную витрину, слегка скошенную внутрь здания и очень даже угрожающе нависающую надо мной…. но мне нравится.

В таком стеклянном аквариумном чудовище: отражаюсь Я, отражается мерцание экранчика планшета. Свет от работающей электроники озаряет мое лицо. Создается иллюзия, что нас в витрине отражается трое: Я, экранчик планшетика и светящееся лицо, которое почему-то уверено, что оно, светящееся лицо, это — Я. Можно бесконечно играться в наслоения реальности: Я, экранчик, отражение экранчика на моем лице, мое лицо на витрине и экранчик в глазах моего лица, которое пытается всем доказать, что оно не лицо, а Я…

Отражение отражения и вновь отражениЕ отражения отражений отраженноГО чего-то… А может, просто окно играет бликами на моем лице? И все? С трудом в этих бликующих бликах и отражающих отражений угадывается столик, чашечка с кофе и, временами, прохожие по ту сторону этой отраженной и бликующей имитации жизни. Ведь за окнами кафешки — большой зимний город с выключенной электроэнергией. Лишь море, тяжко вздыхая, пытается погасить робкие порывы декабрьского ялтинского ветерка.

Мое чтение прервал звонок коллеги:

— Олег Константинович! Мы выиграли грант!!

— О! Поздравляю.

— Вы участвуете в нем как менеджер проекта.

— Но, я.

— А значит, в течение трех дней подготовьте устав проекта, смету проекта и, пожалуй, кадровую таблицу проекта.

— А.

— А также ознакомьтесь с необходимым корпусом регламентов, обеспечивающих функционирование проекта.

— Три дня!?

— Через три дня все должно быть готово, а, следовательно, завтра предоставьте мне свои наметки для моей первичной правки. Много не нужно, страниц тридцати-сорока будет вполне достаточно.

— Но.

— Вы правы. Послезавтра обсудим на встрече результаты твоей работы над моими первичными правками.

— А как же.

— Безусловно, через три дня начнется основная работа. А обсуждаемый сейчас блок вопросов — это лишь предварительный этап. Проект рассчитан на два года. Поэтому прикиньте, что мы напишем в отчете через эти два года. Не можем же мы вводить в науку непредсказуемый хаос? Мы должны знать, каких результатов достигнем. А посему набросайте кратенько, в форме табличек, графиков и диаграмм, каких результатов мы достигнем через год и через два года. Разумеется, не по дням и не по неделям, я против излишней бюрократизации и профанации, но помесячно график результатов составить надо в ближайшие два дня. Из этого следует.

Коллега продолжал говорить. А Я отставил телефон, чтобы было слышно лишь журчание его речи, и стал, прихлебывая кофе, думать: до чего же у нас сложная жизнь пошла.

На Украине все было сонно, неторопливо, без особых рывков. Например, о грантах вообще никто не слыхал из большинства преподавателей. И не ломал голову над финансовой сметой в режиме аврала, постоянном режиме аврала.

У нас опять вырубили свет. Сначала потухли огни в кафе и за витриной. Потом отключился Интернет. Потом потух мой планшетик. В последнюю очередь исчезли блики. И только тогда сквозь окно я увидел набережную моего городка и мощные, ленивые, маслянисто блестящие волны Черного моря в сиреневой вуали тьмы. Или это всего лишь блики и отражения иной витрины, иной жизни, иного Я?

2

Ах, как писалось в том русском декабре, завершавшем год, полностью и без остатка прожитый в России! Так, пожалуй, не писалось никогда. Карандаши плавились от усердия, а смыслы толпились в мозгах и в жуткой давке истекали с кончиков пальцев на бумагу. Блэкаут был в самом разгаре, но в самом разгаре было и творчество. Ведь немыслимое дело! За каждую статью обещали выдавать солидные деньги. Да что там обещали, ведь выдавали премии в форме надбавки к зарплате по 30 процентов. Когда нам объявили, что будут ежемесячные премии за ежемесячные статьи в научных (желательно серьезных) журналах, мы хохмили. А вот поди ж ты — оплатили. Когда я принес премию, — жена расплакалась. Впервые за десять лет научной карьеры государство награждало деньгами за научную активность, а не ты сам оплачивал эту самую активность. На Украине ты был должен всем, и никто не был

должен тебе. Нравится писать статьи? Нравится быть кандидатом наук? Ну, так плати за удовольствие. Сначала в редакцию журнала, потом другим, тоже, плати. А тут вдруг кто-то стал должен тебе. Оплатили раз, оплатили два. В декабре выплатили большие деньги за публикацию в очень авторитетном журнале. И вот, результат налицо. У нас появился в квартире газ и некоторое газовое оборудование.

Выключили свет и сказали: «Не ждите, что включим». «Ну и что», — сказал я в потухший экран телевизора. Уселся на кухне, где большие (видимо украденные прежними хозяевами квартиры из универмага), витринные стекла, давали обилие дневного света. Подо мной табуретка, которую я сделал из отходов крымской сосны, пошедшей на строительные леса (красил, лакировал тоже сам в перерывах котлованных работ — бедные, однако, были в прежней державе доценты). Передо мной венский стул из итальянского каштана, судя по клеймам, его сработали несколько позже того, как повесили Б. Муссолини, но раньше выпуска первых машин из серии Ріа! Ыиоуа 500 (также лично реставрировал, оттирая его от праха времени, насыщая цветом и тщательно лакируя). На стуле я разместил желтоватую, газетной фактуры, бумагу для записи текстов.

Почему не на столе? Так это очень просто. Из мебели на кухне — только шкафчики, новенькая газовая плита, холодильник эпохи развитого социализма марки «Донбасс» и помятая мойка. Зимой стекла кухни, а по сути, веранды, покрываются коркой льда. Так что заскочил, поставил на плиту кастрюлю и убежал греться в гостиную. Но в моем случае был азарт охоты за дневным светом. Отсюда крымский табуретик и австрийское мебельное чудо. Вопрос с холодом решился просто: три пары шерстяных носков (работа старшей тещи, которая ошиблась с размером и сотворила носочные чудища, размера этак 53-го, потом где-то 50-го и, в конце концов, связала из толстенных, канатного вида, ниток носки на мой 45ый, но я ей очень благодарен, три слоя шерстяных