Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников

Вместе с тем в самом конце 1950-х гг. предпринимались попытки не только идеологической работы, которая, по сути, была дополнительным давлением на осужденных, но и воспитательной работы с ними. Так, приказом Министерства внутренних дел СССР от 26 сентября 1958 г. № 622 было утверждено Положение о совете коллектива заключенных. Приказом от 7 декабря 1959 г. № 900 устанавливалась обязанность профилактических бесед с заключенными.

У властей сохранялся взгляд на пенитенциарную систему как на что-то неприятное, но, к сожалению, необходимое. Отмахиваться от тюрем и лагерей было сложно: основная часть граждан либо сама там побывала, либо от близких знала, что это такое. По словам профессора Б. С. Утевского, Положение 1958 г. «подготовило почву для перехода от подзаконных актов исправительно-трудового характера к исправительно-трудовому законодательству»[294].

В начале 1960-х гг. уровень нормативного регулирования исправительно-трудовых отношений решили повысить, при этом серьезно изменив не только его форму, но и содержание. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 9 октября 1961 г. было утверждено Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах Министерства внутренних дел РСФСР[295]. Колонии в зависимости от тяжести совершенных преступлений, их общественной опасности, срока содержания в них стали подразделяться на колонии общего, усиленного, строгого и особого режима.

Серьезным шагом к гуманизации советской пенитенциарной системы стало решение об организации и деятельности колоний-поселений. 26 июня 1963 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «Об организации исправительно-трудовых колоний-поселений и о порядке перевода в них осужденных к лишению свободы, твердо вставших на путь исправления»[296].

В середине 1950-х гг. ряд нормативных актов был посвящен внешнему контролю за исправительно-трудовыми учреждениями. Так, в Положении о прокурорском надзоре 1955 г. отдельная глава была посвящена надзору за местами лишения свободы, а в Положении о наблюдательных комиссиях районных и городских Советов депутатов трудящихся, утвержденном Советом Министров РСФСР 24 мая 1957 г., комиссиям, создаваемым при исполкомах, предписывалось осуществлять «контроль за соблюдением социалистической законности в деятельности исправительно-трудовых учреждений».

Впервые на официальном уровне вопрос о кодификации исправительно-трудового законодательства на общесоюзном уровне был поставлен в декабре 1958 г. на сессии Верховного Совета СССР. Необходимость наведения порядка в этой области не вызывала сомнения ни у теоретиков, ни у практиков[297]. Научные дискуссии об определении сущности и содержания наказания перед принятием и после введения в действие Основ исправительно-трудового законодательства Союза ССР и союзных республик в целом сводились к двум позициям. Сторонники одной из них (А. А. Герцензон, Н. Д. Дурманов, А. Е. Наташев, А. Л. Ременсон, Н. А. Стручков и др.) полагали, что содержание наказания исчерпывается карой. Представители другой (Н. А. Беляев, И. И. Карпец, Б. С. Утевский) считали, что содержание наказания образуют кара плюс воспитание[298].

Кодификация исправительно-трудового законодательства затянулась, надо было учитывать не только общественно-политическую обстановку, но и новые уголовную и уголовно-процессуальную кодификации, позицию правоохранительных и судебных органов, а также мнение представителей Госплана и Госснаба, поскольку тюрьма оставалась частью экономики Советского государства.

Основы исправительно-трудового законодательства СССР и союзных республик были приняты только через 10 лет – в июле 1969 г., а новый Исправительно-трудовой кодекс РСФСР – в конце 1970 г.

§ 6. Смертная казнь

В нашем отечестве власти оперировали смертной казнью как фокусники кроликом и шляпой: вот она есть, а вот ее нет, а вот торчат уши, но это не уши вовсе, а нечто другое. Даже после войны сталинский режим отменил смертную казнь и призвал в 1949 г. мировое сообщество отменить это жуткое наказание. Но, поскольку на тот момент миру было не до этого, решили все же у себя восстановить по просьбе «профсоюзов, крестьянских организаций, а также деятелей культуры».

Возвращение смертной казни понадобилось для расправы с фигурантами Ленинградского дела[299]. Смертная казнь была восстановлена и в отношении изменников Родины, шпионов и подрывников-диверсантов, причем с обратной силой. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1954 г. «Об усилении уголовной ответственности за умышленное убийство»[300] распространил применение смертной казни и на лиц, совершивших умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах.

Первоначально в тексте Уголовного кодекса РСФСР 1960 г., вступившего в силу в 1961 г., количество расстрельных статей было резко сокращено. Однако начиная с 1962 г., то есть со следующего года и далее, казнь постепенно стала «восстанавливать» свои позиции.

Анатолий Игнатьевич Приставкин, характеризуя применение смертной казни в начале 1960-х гг., отмечал: «Только в 1962 году с введением карательных законов против экономических преступлений… было расстреляно около трех тысяч человек, по восемь убийств в день. И это происходило в те самые хрущевские времена, которые почитаются у нас как оттепель, наступившая после жестокой сталинской зимы. Надо упомянуть, наверное, еще одного героя оттепели – Генерального прокурора Руденко. <…> Руденко в ту пору был знаменит как участник Нюрнбергского процесса, но он же заставил пересмотреть приговоры, вынесенные валютчикам, и заменить вопреки закону сроки в лагере, уже назначенные судом, на высшую меру»[301].

В 1962 г. смертная казнь была восстановлена за изнасилование[302] и взяточничество[303], жестокость наказания подменяла неотвратимость. Далее смертная казнь была предусмотрена за хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах, за изготовление с целью сбыта или сбыт поддельных денег и ценных бумаг, совершенные в виде промысла, а также в отношении особо опасных рецидивистов и лиц, осужденных за тяжкие преступления, терроризирующих в местах лишения свободы вставших на путь исправления заключенных, или совершающих нападения на администрацию, или организующих с этой целью преступные группировки, или активно участвующих в таких группировках.

§ 7. Карательная психиатрия

В январе 1959 г. Хрущев заявил об отсутствии «фактов привлечения к судебной ответственности за политические преступления». Сейчас мы знаем, что это было не так. Достаточно сказать, что к уголовной ответственности «за антисоветскую агитацию и пропаганду» (ст. 58.10 старого и ст. 70 нового УК РСФСР) с 1959 по 1962 г. привлекли 1601 человека[304].

Бытовые неурядицы, дефицит продуктов питания и самых необходимых товаров народного потребления озлобляли людей. Особенно это касалось мест, где проходили «новостройки социализма» и освоение целины и где приехавшие люди оказывались в невыносимых условиях жизни и испытывали неприязнь со стороны местного населения. Там все чаще случались массовые беспорядки[305], в ходе которых граждане нередко жестко высказывались в адрес «руководителей партии и правительства», а то и насчет существующего режима. Пиком этих беспорядков стало описанное нами ранее восстание в Новочеркасске.

Понятно, что все негативные высказывания в адрес