Авангард и психотехника - Маргарета Фёрингер

находились в разных помещениях, а не как при прямом переливании крови, когда манипуляции над обоими участниками осуществляются одновременно и они находятся рядом друг с другом[552]. Похоже, что для обменного переливания крови невозможно было использовать разработанные для прямого переливания процедуры, поскольку это перегружало организм обоих пациентов. Но в смешении крови с цитратом натрия ученого интересовала не легкость процедуры. Как и в нескольких уже существовавших к тому моменту приборах для переливания, приспособление Богданова должно было, прежде всего, достичь максимума «скорости самого процесса и точности при его контроле»[553]. Зачем тогда нужен был ему раствор цитрата натрия, если не для непрямого переливания?

В 1921–1922 годах по заданию Леонида Красина Богданов ездил в качестве эксперта-экономиста в Лондон[554], где, скорее всего, с ведома полпреда, а может быть, даже и по его поручению изучал различные медицинские приборы. Красин два года спустя был ответственным за бальзамирование тела умершего Ленина и крайне интересовался открытиями в медицине, особенно теми, что могли послужить в целях пропаганды. Неизвестно, где конкретно в Великобритании Богданов изучал эти приборы, но судя по тому, что он часто в своих публикациях цитирует британского хирурга Джеффри Кейнса, который в это самое время много писал о технике переливания крови, можно предположить, что Богданов с ним консультировался[555]. Другим источником информации мог быть Перси Лейн Оливер, организовавший в 1920‐е годы в Лондоне станцию переливания крови и создавший там банк крови благодаря открытию свойств цитрата натрия[556]. И тот и другой предпочитали непрямое переливание крови (ил. 30). Богданов же ссылался при описании своего процесса обменного переливания на другой метод непрямого переливания с помощью цитрата, применявшийся Освальдом Робертсоном на английском фронте во время Первой мировой войны[557]. Разумеется, Богданов модифицировал метод Робертсона, изменив количество цитрата в растворе, теперь «немного лишь превосходящее наименьшее, нужное по вычислению, и в довольно слабом растворе», а также упростив конструкцию колбы, – и все это для того, чтобы ускорить передачу крови[558]. Одновременно Богданов отмежевался от методики прямого переливания крови Элекера, обещавшего значительное ускорение процесса при использовании насоса (ил. 31)[559]. Эта методика представлялась Богданову безжалостной по отношению к пациентам: донор и реципиент во время переливания были напрямую связаны друг с другом, так что любая неосторожность могла привести к попаданию воздуха в кровоток и опасному свертыванию крови. В то же время непрямое переливание таило в себе опасность загрязнения или даже полного прихода в негодность крови, которую было необходимо как можно быстрее транспортировать от донора к реципиенту в емкостях, с трудом поддающихся герметизации. Оба этих приема не удовлетворяли Богданова, и он, как кажется, стремился объединить достоинства обоих. Таким образом, главным его движущим мотивом при создании аппаратуры не были ни эффективность, ни дальнейшее развитие щадящего для пациента режима переливания. Почему оба способа переливания крови имели для него одинаковое значение?

Ил. 30. Непрямое переливание крови

Ил. 31. Расположение пациентов при прямом переливании крови по методу Элекера (Empfänger – реципиент; Spender – донор)

Ответ на этот вопрос дают нам не публикации Богданова, а черновик его статьи на французском языке «La greffe du sang» («Прививка кровью»), сохранившийся в его архиве. Этот ответ, очевидно, не предназначался для широкой публики (адресат в тексте не указан), и тем откровеннее здесь автор: «Что касается технической стороны дела, то это очень простой способ, одновременно использующий два аппарата для прямого переливания крови ‹…›. Благодаря тому что вены связаны между собой симметрично, второй аппарат может работать в противоположном направлении»[560]. Прообразом подобного процесса Богданов называет другие, не те, что указывались в прежде цитировавшихся публикациях: «Наиболее удобны для применения здесь модель англичанина Эвелинга и француза Коллена»[561]. После подробного описания обоих аппаратов и выделения их преимуществ и недостатков в отношении точности контроля и скорости переливания Богданов переходит к описанию модификаций, произведенных им с прибором Коллена, состоящим из цилиндра с поршнями и двумя трубками: «При экспериментах на людях можно полностью исключить риск попадания в кровь воздуха. Для этого достаточно проводить всю операцию под водой, за счет чего приток воздуха оказывается невозможным. Необходимо расположиться напротив обоих пациентов, и используя две ванны, чья форма позволяет удобно поместить в них противоположные руки пациентов вместе с аппаратом, связывающим соответствующие вены. Ванны должны быть наполнены водой или антисептическим соляным раствором. Такое размещение (в оригинале le dispositif. – М. Ф.) позволяет также избежать охлаждения крови, если поддерживать постоянную температуру в ванне на уровне 37 °С». Изобретательность Богданова, кажется, не имела предела, если речь шла о повышении эффективности, которая, в свою очередь, означала для него повышение контроля и ускорение процесса, а также снижение нагрузки на пациента. К этому ученого побуждало стремление увеличить число проводимых в медицинских целях переливаний крови, потому что в конечном счете его главный интерес состоял не в одностороннем донорстве. Он создал билатеральный способ обмена кровью: «Одного и того же пациента можно последовательно комбинировать с многими другими, при этом почти вся его кровь будет обновлена». Таким образом, Богданов объединил в своем методе преимущества обоих практикуемых в его время приемов переливания крови: эффективность прямого переливания и лучшую переносимость пациентами непрямого переливания. Он предполагал комбинировать своих испытуемых так, чтобы каждый по нескольку раз выступал в качестве донора и реципиента и по нескольку раз обменивался кровью с разными участниками в обоих направлениях. Но не столько повторяемость и взаимность обмена, сколько одновременность комбинирования была ключевым моментом нового приема Богданова, что следует из его следующего замечания: «Примерно такой же результат получился бы, если объединить в одну цепочку многих испытуемых, подключенных к такому же числу аппаратов для переливания крови»[562]. Только с учетом последовательного расположения пациентов, этой заявленной в названии документа прививки крови, становится понятно использование прямого переливания крови с применением цитрата натрия. При непрямом переливании подобную цепь можно было бы реализовать только условно и метафорически, тогда как ученый искал способ применить физиологически реальный обмен. Богданов использовал в лаборатории самые новые достижения экспериментальной техники своего времени, но в способе их применения – он уже опережал время. Те экспериментальные возможности, о которых говорил Богданов в своем тексте, не выводимы только из логики и уровня технического совершенства аппаратуры. Соответственно, не техническая возможность вдохновляла схему эксперимента, а, наоборот, последняя была эффектом еще неосуществимой, лишь теоретически сформулированной идеи. Отставание технической реализации теоретических разработок не является, разумеется, специфически русской проблемой: оно типично для всей истории медицины и в других странах, причем особенно в том, что касается развития методов переливания крови.

Уже некоторые ключевые моменты истории культуры, связанной с кровью, позволяют предположить, что разработки по обменному переливанию крови были связаны не только с Октябрьской революцией и с научной эйфорией, которая была поставлена ею себе на службу. Уже в анимистических культах можно обнаружить предвестников экспериментов Богданова, как, например, жертвоприношения и обряды, связанные с кровью, у майя, инков и ацтеков. Для них кровь выступала в качестве «средства достижения катарсиса для очищения от греха и освобождения от наказания»[563], а при помощи своих ритуалов они надеялись заполучить силу богов и улучшить свою телесную конституцию. Практиковавшиеся с античных времен вплоть до XIX века