Дубль два. Книга вторая - Олег Дмитриев

Павлика. И от Алисы, которую, судя по лицу, такой конвой пугал сильнее, чем жутковатые деревья, что начали попадаться всё чаще. Стоило нам свернуть на восток, как вокруг нашей условной тропки, которую кроме седого старца никто не видел, стали появляться ели причудливых форм: то завязанные в три узла, то расходившиеся на несколько корявых стволов на уровне пояса, то сросшиеся из нескольких в одно. Такое запомнилось сильнее прочих. Четыре дерева, растущих на клочке земли метра полтора в поперечнике, между покрытых бледно-зелёным лишайником камней, сходились вместе на уровне моего лица, образуя что-то, похожее на бочку, из которой дальше наверх тянулась одна вершина, гнутая и корявая. Этот «бочонок» метрового диаметра опоясывали в несколько рядов дупла разного размера, от маленьких, с ноготь на мизинце, до приличных, с кулак. Кто или что могло выползти или вылететь оттуда, приди кому-нибудь в голову постучать по нему — даже думать не хотелось.

— Ну, вот и пришли, почитай, — снова остановился Степан. — Тут, гостюшки, правила те же: идём следом, не сворачивая никуда, а главное — руками ничего не трогаем. Вообще ничего. Совсем. Ясно говорю?

Мы кивнули.

В торце не сильно глубокого, в рост Энджи, оврага или даже канавы, начинавшейся от склона и уходившей в лес, обнаружился вход в пещеру. Хотя, скорее, лаз. Или даже влазня. Чтобы пробраться, мне пришлось согнуться и присесть. Так, крабиками, и пошли. В отличие от всех виденных ранее в кино пещер, вход был не вертикальным, с острой сводчатой аркой, и не круглым. Похоже было на то, будто в каменный бок холма когда-то давно влетело яйцо метра полтора-два высотой. И влетело плашмя, по диагонали, потому и форма была узнаваемая. А судя по непонятным волнам и потёкам камня, серо-зелёного, как и почти всё вокруг, можно было предположить, что температуры то яичко оказалось очень приличной. Интересно было и то, что увидеть влазню получалось лишь стоя чуть правее от неё. С любой другой точки оврага, его склонов и леса, откуда мы спустились, различить её не выходило никак.

Низкий свод овального тоннеля пошёл круто наверх всего через пару метров. Неудобный «коридорчик» заканчивался просторной округлой «прихожей», метров сорок площадью. Мы выбрались из лаза и выпрямились, потягиваясь и отряхиваясь от то ли паутины, то ли каких-то тонких корней, что нацепляли, пока ползли сюда.

— Аш-ш-ш? — спросил Павлик. Речью он говорил значительно понятнее, а вслух последний звук был чем-то средним между «ш», «ж» и «ф».

— Нет, милый, Сажику сюда нельзя. Когда гулять пойдёшь — поиграете, он ждать тебя будет. Он теперь всегда ждать тебя будет, — ответил старик, которому вопрос оказался более понятен. А вот завершение фразы прозвучало как-то настораживающе, одновременно и торжественно, и фатально.

— Так, гости дорогие. У меня тут, в глуши, по-простому всё, по-старому. Мы сейчас коридорами пойдём, правило то же — ничего руками не трогать! Вы не думайте, что я из ума выжил, что по сто раз повторяю. Это правда нужно помнить. Там темновато будет, сыровато, да и страшновато, пожалуй, чего уж греха таить. Но тут уж ничего не попишешь, как устроился — так и живу, привык уже, — развёл руками Степан. Мы снова кивнули. Я, по крайней мере, точно кивнул.

«Коридорами» оказались тоннели высотой метра три, уходившие вглубь горы под приличным уклоном. Сперва под ногами попадались какие-то подобия грубых широких ступеней, потом пропали. Видимо, устал неизвестный древний проходчик. Мы шли по голому камню, возраст которого вряд ли сильно уступал самой Земле. Хотя, не поручусь. В геологии и прочих палеонауках не силён.

Над головами в нескольких местах заметил странные шевелящиеся фигуры, вроде пчелиных роев, только гораздо больше. Присмотревшись, понял, что это были летучие мыши. В детстве мы баловались, ловя их молодняк по ночам на белую простыню. Ловкие и быстрые зверьки не видели ткань и влетали в неё, путаясь коготками. Эти были гораздо крупнее. И их было отвратительно много. И, пожалуй, приди нужда — они нас всех сами бы под простынку загнали. Под белую. Энджи вцепилась в мою правую ладонь так, что пальцы заболели. И дышала гораздо чаще. Видимо, тоже чувствовала что-то похожее.

— Замерли и не шевелимся! — поднял руку остановившийся снова Устюжанин. Мы встали, как вкопанные.

Из дыры, что обнаружилась возле самого пола справа, под стеной, показалось нечто. Сперва похожее на шершавый пеноблок. Потом — на очень большой большой пеноблок. Потом — вовсе ни на что не похожее. Я разглядел щель, опоясывавшую это странное что-то. И раздвоенный язык, высунувшийся из этой щели. Длиной почти что с мою руку. Вслед за мордой, которой оказался этот огромный кирпич, вылезла вся голова и часть туловища. Тусклые, мутно-серые, блестевшие на чешуйчатой башке глаза были размером с мой кулак.

— Этих нельзя трогать! — и снова показалось, что Степан сначала Речью объяснил чудовищу, а потом размеренно проговорил вслух, вроде как для нас. И, кажется, «промысленная» фраза была значительно насыщеннее информационно и эмоционально, пусть и гораздо короче той, что мы услышали. Какой-то древний змеиный праязык?

Серая морда, похожая и на змеиную, и на крокодилью, и, почему-то, на жирафью, повернулась к нему. Он почесал чудище под нижней челюстью. И оно, еле слышно шурша, скрипя и постукивая чешуёй по камню, втянулось обратно в нору.

— Я чуть не родила, — жалобно протянула Алиса дрожащим голосом.

— Не ты одна, — совершенно неожиданно для меня пробасил Сергий. — А это часом не… — начал было он.

— Он самый, Сергуня. Тут теперь живёт, видишь? Двор сторожит, — кивнул седой.

— Нормально у тебя, я гляжу, оборона поставлена. Широко. Уважаю. Удивил. Дальше кого покажешь? Дракона? — если бы я не знал, пусть и очень примерно, сколько Хранителю лет, и чего он пережил за свою долгую биографию, я бы уверенно предположил по чуть звеневшему под сводами тоннеля голосу, что он, мягко скажем, опасается.

— Тебе только драконов подавай, — сварливо отозвался Степан, махнув нам рукой, чтоб шли следом, после того, как жуткая змеища скрылась в темноте норы, — всё не уймёшься никак, Пчелиный Волк?

Я не совладал ни с собой, ни с равновесием, сбился с шага и наступил-таки ему на босую пятку. Это что ж выходит, Сергий, он же Раж — ещё и Беовульф⁈ С этой мыслью отяжелевшая ею голова, воспользовавшись тем, что точка опоры осталась всего одна, начала клонить меня в