Дубль два. Книга вторая - Олег Дмитриев

она бесконечные силы даёт. И Землю береги. Ярью богатые, богатыри по-вашему, наперечёт у неё всегда были. Многое дано тебе взамен отнятого, Яр. Цени. И никогда ничего не бойся. Это скучно и неинтересно, запомни! Страх убивает интерес, кураж и волю. Раз поддашься, другой — и не заметишь, как чёрные паучьи лапки уже держат вожжи в твоей голове.

Шар в руках Хранителя полыхал насыщенным красным, как хрустальная вазочка с вишнёвым вареньем на подоконнике, под лучами восходящего солнца, когда блики от неё рассыпаются по всей кухне. Он начал пульсировать, с каждым разом становясь чуть больше в размерах. И с одним из ударов, шестым или восьмым, резко, взрывом, увеличился, заполнив собой всю сферу Осины. Мы стояли в самом её центре. И это было непередаваемо.

— Шабаш, други! Уважили, так уважили. Серый, верни, что взял! — Речь Оси гремела, отражаясь, кажется, от затихшей перед нами тёмной чащи.

Хранитель бережно установил его на мох, осторожно разведя руки, следя, чтобы не качнулись, не наклонились молодые побеги бесконечно старого Древа. И, усевшись рядом, начал расшнуровывать кеды. Мы с девчатами смотрели на деда, решительно ничего не понимая.

Отставив в сторону обувь, Сергий сдвинул ступни вместе и протянул к ним руки ладонями вверх, сдавив локтями колени. Большие пальцы ног его почти касались листьев Осины. Пару секунд не происходило ничего. А потом мне показалось какое-то странное движение под кожей на левой ступне. Будто одна из синих узловатых вен шевельнулась, пробуя устроиться поудобнее. Или вылезти наружу.

Тонкие бледно-зелёные иголочки показались одновременно над кожей на ногах и над самым центром каждой из ладоней. Бывшая одно время увлекалась хиромантией, и я легко опознал линии ума и сердца, виденные как-то в её роликах, где одни звонкие бабы учили других по сети древнему ремеслу с двусмысленным названием. У деда эти линии, казалось, заплетались в косу.

Поднявшись сантиметров на десять, странные ростки потянулись к тем, что сидели в комке земли прямо перед ними. Набрав ещё столько же длины, склонились и переплелись вершинами с комлями трёх побегов, на которых запульсировали-затрепетали мелкие глянцево-зелёные листочки.

Бледная окраска «новеньких» быстро, на глазах, набирала привычный цвет. Сперва соединились крайние — вновь укоренившиеся срослись с тёмными стволиками так, что их и различить стало невозможно. А после левый и правый побег будто обняли с двух сторон средний, закручиваясь в спираль. Танец листочков, ставших размером уже с пятирублёвую монету, завораживал. Он закончился через несколько минут. Перед нами стояло деревце Осины, примерно с локоть высотой, но абсолютно узнаваемое: корни, ствол, ветви на нём. И было видно, что это — не уродливый карлик-бонасай, выращенный в неволе, а свободное Древо, способное вырасти до колоссальных размеров, дай только срок.

Бледный Сергий шнуровал кеды. Крови на ногах и руках почти не было. От лица она тоже отхлынула. Зато синих молний на сфере заметно прибавилось.

— Помните мои наказы, человечки! Что бы ни случилось — помните! — грохнула Осина так, что мы все вздрогнули разом.

— Гость в дом — радость в дом! Принимай, хозяин! — пронеслось, кажется, над всей округой с бесшабашной, залихватской удалью. И это были последние слова нашего Древа.

Мох под комом земли пополз в стороны. Лина и Алиса отпрыгнули с визгом, будто увидев под ногами гадюку. Мы с Сергием вглядывались вниз так, словно очень хотели её увидеть. И раздавить. Но змей не было. Была чистая рыхлая земля, гораздо темнее, кажется, чем та, что виделась по дороге в оврагах, отвалах и канавах. По границе мха, образовавшей круг диаметром около полуметра, показались корни, похожие на еловые. Они, будто танцуя, устремились вверх, поднявшись над вершиной кроны маленькой Осины. Склонились к центру, сделавшись похожими на сетку меридианов на глобусе. После от каждого стали расходиться в обе стороны веточки-ростки на одинаковых уровнях, создав и сетку параллелей. Плетёный «глобус» продолжал выпускать тонкие побеги, становясь всё больше похожим на закрытую сплошную полусферу. Или сферу, потому что, скорее всего, конструкция была симметрична и над, и под землёй. Или на ко́рзинь, в котором я впервые увидел Сергия. Только маленький. Детский. И от этой мысли стало холодно.

Мы неотрывно смотрели, как «глобус»-ко́рзинь, чуть поворачиваясь по часовой стрелке, углубляясь, уходил под землю. Сквозь плотное, сплошное плетение корней Осину видно не было, но мне казалось, что Древо смотрит на нас, оставшихся здесь, как капитан с мостика идущего ко дну корабля: торжественно, гордо и спокойно, с чувством до конца выполненного долга. И от этого стало ещё морознее.

Земля чуть поднялась в месте, куда всосало капсулу с Осей. Потом немного просела, сравнявшись по уровню с окружающей полянкой. И затянулась тем самым пугающим самодвижущимся мхом.

— Ося тю-тю! — жалобно, со слезой в голосе прошептал Павлик.

— Прав малец! И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли, — хриплый голос со стороны чащи будто кипятком ошпарил.

Глава 11

Уход на глубину

Я и предположить не мог, что Хранитель так умеет. Чтобы вскочить на ноги из положения «стоя на коленях во мху» надо иметь подготовку. Чтобы после этого скакнуть, продолжая то же движение, с места в сторону метра на три — ещё какую. Нитки тёмно-зелёного ковра не успели упасть на землю, туда, откуда только что сорвался дед, а он уже уходил вразрез диагональным перекатом в сторону звучавшего голоса. Это при том, что фразу говоривший ещё даже не закончил.

— Ать-ать-ать! — азартно закричал Павлик, прыгая на руках Алисы, будто готовился соскочить и рвануть вслед за стариком. И переживал, что драка начнётся без него.

— Стёпка⁈ Ты ж помер! — я наконец-то догнал взглядом расплывавшуюся в движении фигуру Сергия. Дед остолбенело стоял возле самой кромки ельника, разинув рот глядя на того, кто вышел оттуда.

— Ага. Аккурат через четыре года после тебя. Ну здоро́во, что ли, старый! — хриплый неторопливо сделал шаг навстречу и протянул руку.

Хранитель будто глазам не верил. На деревянных негнущихся ногах шагнул к лесу и тоже поднял ладонь.

Они не сводили глаз друг с друга. Чем-то неуловимо похожие. Хотя в то же время — бесконечно разные. Один в современной одежде и обуви, стриженный и чисто выбритый. Второй — со спутанными, дожелта седыми космами едва ли не по пояс, с такой же бородой до пупа, босой и одетый во что-то вроде пончо. Только сделанного из