Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

Служащему позволено пригласить адвоката, но посредник решает, до какой степени он может участвовать в деле, и может даже запретить ему говорить. Поскольку заседание обычно занимает три-четыре часа, я не видела смысла платить 1500 или 2000 долларов за адвоката, который будет просто сидеть и смотреть.

Грейс заверила меня, что соглашение, которого мы достигнем, будет иметь юридическую силу. Я боялась, что пройду через весь процесс, ничего не добившись, а мое начальство не станет следовать условиям договора. После многочисленных дискуссий Грейс убедила меня, что мне ничего не грозит и что ФБР обязано подчиняться пунктам соглашения.

Вступая в процесс, ты должен иметь перед собой четкую цель. Я хотела убраться из фотографического отдела. Я не видела смысла возвращаться в отдел графики, потому что Брент продолжал работать там. Руководство так и не озаботилось тем, чтобы убрать его от меня подальше. Я пыталась заставить их установить границы, но из этого ничего не вышло.

Я не хотела продолжать оглядываться через плечо и беспокоиться, что в любой момент на меня могут напасть, поэтому просила перевести меня в научный отдел. Это было более целесообразно, потому что там работали судебные антропологи – поэтому мне, занимающейся лицевыми аппроксимациями, там было самое место.

Я поняла, что у меня проблемы, стоило заседанию начаться. Посредник вошел в красно-белом галстуке колледжа на шее, и по какому-то причудливому совпадению оказалось, что Гарри учился там же! Так что мой честный и непредвзятый процесс начался с того, что Гарри с посредником принялись болтать и обмениваться шуточками и воспоминаниями о старых добрых деньках в таком-то колледже.

Гарри сопровождала КЭТИ МОРНИНГСАЙД, заместитель начальника лаборатории ФБР. Она была второй в цепочке командования, с правом подписывать соглашения, поэтому ее подпись котировалась так же, как доктора Бунзена. Но я не ожидала, что она окажется на стороне Гарри. Она села рядом с ним и напротив меня – классическая позиция конфронтации – и обсуждала с Гарри каждый шаг.

Я предполагала, что заседание займет три-четыре часа, но оно продолжалось почти девять. Я предполагала, что оно будет справедливым и непредвзятым, но посредник продолжал болтать с Гарри, а Кэти всю дорогу придумывала ему оправдания. Больше всего меня возмутило, что она объясняла его действия некомпетентностью, а не дискриминацией.

– Если Гарри устанавливает вам сокращенные сроки или дает задания, не выделяя для них необходимого времени, – объясняла она, – это не дискриминация. Это просто нехватка руководящего опыта.

Только Гарри мог сидеть с самодовольной ухмылкой, пока его оскорбляли в лицо.

На мою просьбу о переводе в научный отдел ответили однозначным отказом.

– Этого не будет, – жестко сказала Кэти. Никаких переговоров. Точка. Наконец, после долгого изматывающего дня, было достигнуто соглашение: я возвращаюсь в отдел графики. Конечно, я предпочла бы не это, но что поделаешь. ФБР давало мне обещание – в письменной форме, – что в фотографическом отделе я больше работать не буду.

Когда начальство в ведущем правоохранительном органе в мире дает вам слово – в письменной форме – и обещает вас защитить, даже самый прожженный циник в это поверит. Поверила и я – на тот момент.

Я не должна была ни с кем обсуждать наше заседание, и я не обсуждала. Рано или поздно все в любом случае поймут, что я перехожу в графический отдел. Мне дали две недели на то, чтобы разобраться с делами и освободить рабочий стол для переезда на этаж ниже. И электронное письмо, которое я получила на следующей неделе, не вызвало у меня никаких подозрений. «Пожалуйста, загляните ко мне в кабинет для обсуждения условий достигнутого соглашения», – писала Кэти. Надо же! Все было взаправду.

– Как вы знаете, – начала Кэти, – по условиям соглашения вы переводитесь в отдел графики.

Она сделала паузу.

– Но сидеть вы будете не там. Вы останетесь за вашим нынешним рабочим столом.

– Простите? Я не понимаю.

– Официально вас переводят в отдел графики. Но физически вы будете по-прежнему сидеть в фотографическом, за тем же столом, что сейчас.

Понадобилось несколько секунд, чтобы я осознала, что мне предстоит.

– То есть я должна остаться с Гарри и Фрэнком?

– Да.

– Но почему? По соглашению я возвращаюсь в графику. Почему я не могу сидеть в своем отделе, с коллегами?

Кэти завозилась на стуле.

– Ну видите ли… есть вопросы с персоналом.

Ну вот, опять! Зная ответ еще до того, как задам вопрос, я выдохнула:

– Брент.

После о-о-очень долгой паузы она кивнула.

– Да.

Просто потрясающе! Я должна остаться в помещении в десяти метрах от мужчин, которые весь день на меня орут и саботируют мою работу, потому что другой мужик хочет разбить мне лицо? Ясненько.

– Но я должна спросить, – продолжала Кэти. – Почему вы хотите вернуться туда? То есть… вас ничего не смущает.

– Немного смущает, конечно. Но я стерплю удар, если придется. По крайней мере, у меня будет работа. А Гарри с Фрэнком уже несколько лет пытаются меня уволить. Они все это придумали для того…

– Ш-ш-ш! – Кэти вскинула вверх руки. – Замолчите! Мы не будем к этому возвращаться.

Как только заходит речь о дискриминации и притеснениях женщин, линия партии становится следующей: «Нам нужно больше женщин в руководстве». Женщины, говорят они, более чутко относятся к дискриминации, потому что сами могли стать ее жертвами, и они с большей вероятностью поддержат своих товарок.

Кэти слышала все отвратительные подробности моей жизни в отделе фотографии во время заседания, но ей было на них наплевать. Она была заместительницей доктора Бунзена, начальника лаборатории, поэтому обладала достаточной властью, чтобы помочь мне, но предпочла не вмешиваться. И, должна сказать, для нее это сработало. В 2016 Барак Обама наградил ее президентской премией, а два года спустя Кэти провозгласили лауреатом Международного женского форума.

Спасибо тебе за все, что ты сделала в интересах женщин в своей организации, Кэти!

За день до моего перевода в отдел графики (естественно, на бумаге) меня вызвали в кабинет Бунзена. Он сидел во главе стола для совещаний, держа в руках мое соглашение, а Фелиция Грюэл, начальница отдела персонала, устроилась справа от него. Ого!

– Я не принимаю это соглашение. Вы можете или остаться в отделе фотографии под руководством Фрэнка, или подать официальную жалобу. Но в графический мы вас не переведем.

Мне показалось, меня ударили кирпичом по голове. Я давно ожидала чего-то в этом роде, но все-таки продолжала верить в ФБР. Их заявления о нулевой терпимости к любого рода харрасменту, травле