Лейтенант запаса - Николай Александрович Юрконенко

– Понятно, товарищ капитан, – Игорь раскладывал услышанное по полочкам памяти.

– Хорошо, раз так… Еще раз напоминаю: мы входим в зону учений со всеми вытекающими из этого последствиями! – Никитин обвел внимательным взглядом подчиненных. – А поэтому приказываю: внимание и осмотрительность удвоить, разговаривать тихо и только по делу, всем быть максимально собранными. Ни одна живая душа не должна нас видеть. С сегодняшнего вечера для ночевок будем выбирать господствующие высоты, чтобы иметь лучший круговой обзор. Не забывать о маскировке, использовать для этого складки местности, ветки, траву… – Никитин прервал фразу на половине, внимательно посмотрел на Дудкина. – Ты чего улыбаешься, Петр, или я сказал что-то смешное?

– Поговорку вспомнил, товарищ капитан…

– Какую еще поговорку? – озадачено спросил Никитин.

– По маскировку и разведку… – губы Дудкина ежились в неудержимой улыбке.

– Ну-ка, расскажи всем, – его веселость стала передаваться и капитану. – Может, что стоящее почерпнем?

Разведчик неловко замялся.

– Ничего, ничего, здесь все свои, так что давай…

– Во рту – сено, в… – Дудкин сбился, покраснел, но тут же нашелся. – Во рту – сено, сзади – ветка, берегись – ползет разведка!

Все дружно засмеялись. Дудкин весело поглядывал на товарищей, закадычному другу Павлову подмигнул круглым черным птичьим глазом. Никитин хлопнул ефрейтора по спине.

– Какой талант пропадает! Тебе, Петро, не в разведке служить, а в гарнизонном клубе конферансье… Значит, во рту сено, а… там – ветка? Хорошо-о-о… Сейчас все займутся подготовкой к ночлегу, а ты скоренько поднимись в гору, во-о-он туда, подбери место для поста и побудь в боевом охранении часика два, может, еще что-нибудь сочинишь за это время… – Никитин усмехнулся. – Только ветку не забудь вставить… для маскировки… Все понял?

– Так точно, товарищ капитан! – ефрейтор четко поднес и так же четко оторвал ладонь от виска. Сбросив с плеч ранец, он бегом направился в гору, придерживая болтающийся за спиной короткий автомат. Капитан проводил его долгим улыбчивым взглядом и, когда ловкая фигура разведчика скрылась из виду, повернулся к остальным.

– У кого есть вопросы?

– У меня, товарищ капитан, – сказал Жаргалов и смутился от того, что все разом посмотрели на него.

– Слушаю Бато.

– Еще кто-нибудь должен идти этим маршрутом?

– От нашей дивизии – нет, – Никитин отрицательно качнул головой. – За разведчиков других соединений я не ручаюсь… Но, что им делать в этой глуши? Ни дорог, ни поселков, а в полусотне километров на северо-восток отсюда вообще запретная зона, входить в нее запрещено категорически. А почему ты спросил об этом, Бато?

– Да так… – неопределенно пожал плечами солдат.

Быстро вечерело. Из таежных распадков потянуло долгожданной прохладой. Последние лучи заходящего солнца вызолотили кору высоких сосен. У подножия огромного валуна Гусаров развел свой костерок-невидимку. Проткнув ножом несколько банок с тушенкой, поставил их на огонь, рядом пристроил котелок с водой для чая. Остальные солдаты рубили ветки для постели. Игорь Березкин таскал самые большие охапки. Никитин время от времени посматривал на него и радовался, видя, какой перелом произошел в душе молодого офицера. Капитан был неплохим психологом и теперь, с удовлетворением наблюдая за Игорем, был уверен: лейтенант дойдет до цели, как бы трудно ему ни было.

Без четверти девять Никитин, развернув радиостанцию, стал прослушивать эфир. Перебрав несколько частот на различных волнах и не найдя ничего интересного, капитан переключил тумблер рации на передачу. Ровно в девять отстучал короткую радиограмму: «Координаты такие-то… Группе порядок». Штаб тотчас же ответил непривычно длинным текстом и, заполняя карандашом страницы в своем шифроблокноте, Никитин почему-то понял, что его содержание полно тревоги. Он даже привстал, когда прочел следующее: «Ваш маршрут на отрезке в сорок – пятьдесят километров, (координаты такие-то), пересекается с возможным передвижением двух вооруженных людей: один – пожилой мужчина с бородой, другой – средних лет, рослый, атлетического телосложения. Идут с рюкзаками. С ними большая черная собака. Чекисты предупреждают: при столкновении возможен огневой контакт. Приказываю: движение по маршруту прекратить на сутки, тщательно замаскироваться на том месте, где находитесь. Ничем не выдавать свое присутствие, вести непрерывное наблюдение. Диверсантов пропустить, не обнаруживая себя. При нападении – действовать по обстановке. На связь выходить в оговоренное время. Максимально усильте бдительность. Самойлов».

Содержание радиограммы ошеломило Никитина. Если ее подписал сам командир дивизии на основании предупреждения сотрудников Государственной Безопасности, то значит это не простая вводная, а самый настоящий боевой приказ. И разговор тут не о сбежавших из мест заключения уголовниках, не о браконьерах, а о реальных врагах, опытных, жестоких и беспощадных.

Никитин вырос среди пограничников, и «чувство границы» стало неотъемлемым качеством его характера. Оно ассоциировалось с понятием неусыпной бдительности, помогало успешно решать служебные задачи, точнее и глубже оценивать людей.

Плоский гранитный обломок еще хранил дневное тепло, и капитану было приятно сидеть на нем, слушая монотонное бульканье ручья. Глухо шумела хмурая, ставшая неприютной тайга, подступала темнота. И данная обстановка, и полученная радиограмма, все это наполнило душу разведчика чувством тревоги.

Никитин даже вздрогнул, когда почувствовал, что кто-то подошел к нему. Это был рядовой Жаргалов. Капитан сразу вспомнил странный вопрос солдата, заданный им перед остановкой на привал.

– Молодец, Бато, ходишь как рысь! Что хотел?

– Да я… – солдат замялся.

– Ну, смелее, – подбодрил его Никитин.

– В общем, товарищ капитан, кто-то все-таки идет нашей тропой. Второй день примечаю…

– Что ты сказал? – Никитин порывисто встал с камня.

– Помните, вчера ночевали в паду'шке?

– Распадок имеешь ввиду? Конечно помню.

– Старшина еще костер в овраге разводил, а там песок кругом, все видно.

– И что же ты увидел? – Никитин с трудом сдерживал нетерпение.

– Два человека почти в том же месте на привал становились так же, как мы, остерегались чего-то, в яру прятались…

– А ты наши следы не мог за чужие принять?

– Нет. В ичигах-то у нас никого нет, а там след ясный, свежий.

– И'чиги, это что?

– Летняя охотничья обувь, – пояснил солдат. – Ее шьют из тонкой мягкой кожи: и ногам легко, и ходишь неслышно.

– Понятно, – кивнул Никитин. – А может, показалось тебе все это?

– Лет десять мне было… Говорит отец на охоте: «Читай, Батомунко' след на песке». Смотрю, ничего не вижу. Он свое: «Читай!» А я все равно не вижу. Тогда отец повел тропой в ключ. Говорит: «Ложись, глупец!» Палкой ветку тронул, выстрел ударил. Картечь над головой пролетела. Встали, смотрим: впереди самострел налажен на изюбря – старое ружье к дереву привязано. Отец спрашивает: «Ну что, Батомунко, теперь сможешь след человека на