Ленинград: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Анна Юлиановна Броновицкая

косой дорожке от выхода из метро «Спортивная», притянутого ближе к мосту и расположенным за ним спортивным объектам, и идут они не по парку, а среди автомобильных парковок. Из-за деградации территории потерялся важный для первоначального образа Дворца спорта эффект связи с природой в расположенных по окружности зала кулуарах. Но выбрать точку и сделать красивую фотографию для соцсетей все еще возможно.

19. ГОСТИНИЦА «СОВЕТСКАЯ» («АЗИМУТ») 1961–1967

АРХИТЕКТОРЫ А. ПРИБУЛЬСКИЙ, Е. ЛЕВИНСОН, В. ГАНКЕВИЧ

ИНЖЕНЕР П. ПАНФИЛОВ

ЛЕРМОНТОВСКИЙ ПРОСПЕКТ, 43/1, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ ФОНТАНКИ, 142

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

Первый в городе бескомпромиссный образец советского модернизма продолжает раздражать и сегодня — как своими размерами, так и чистотой линий

В фильме «Происшествие, которого никто не заметил» (1967) гостиница «Советская» появляется еще даже недостроенной — так важно режиссеру присутствие в кадре чего-то иного, нового, радикально меняющего контекст. В этой киносказке Александра Володина героиня Жанны Прохоренко преображается под взглядом боттичеллиевской Венеры и преисполняется такого сияния, что все мужчины падают и укладываются в штабеля. Примерно такую же эволюцию проделал в этом здании жанр гостиницы.

➧До этого Питер знал только кирпичные коробки, которые проектировала мастерская Леонида Гальперина в ЛенЗНИИЭПе: «Дружба», «Заря», «Ладога», «Киевская». Из них только «Спутник» с его почти ленточным остеклением и плиткой облицовки похож на современное здание (а еще больше — на московскую гостиницу «Юность»). А «Россия» (Борис Журавлёв, 1962), в которой тоже есть робкое движение к новому, даже современников удручила кондовостью интерьеров с их коврами и допотопной мебелью[184].

➧А тут дом уложил этажи в стильные штабеля и устремился к своему еще не потускневшему идеалу — корбюзианскому. Разрыв между «Россией» и «Советской» — всего 5 лет, а разница — как между унылым словом «гостиница» и сладким словом «отель».

Б. Журавлёв, В. Струзман. Гостиница «Россия». 1962

➧Это происшествие заметили все. «Это было… главным остолбенением, когда ее объем поднялся, — вспоминает архитектор Владимир Попов. — Как это так, что она оказалась рядом с куполом Троицкого собора?»[185] Не то чтобы Петербург не знал крупных зданий, но все же габариты питерских новостроек нарастали очень плавно. Доходные дома начала ХХ века не казались здесь, как в Москве, «уродами грузными» (по определению Цветаевой) — потому что и вокруг них были уже не особнячки, «слава прабабушек томных», а крепкие 3–4-этажные дома эпохи эклектики. Затем почти так же естественно вошла в ткань города сталинская классика.

➧В ней, правда, была попытка резко поменять масштаб: Дом Советов Ноя Троцкого (1941) упал как гигантский метеорит в поле. Но к нему постепенно примкнул такой же крупноформатный Московский проспект. Здесь же, в районе пересечения Фонтанки и Лермонтовского проспекта, застройка была среднеэтажная — и отель вознесся беззаконным айсбергом. Это было первое в Ленинграде 19-этажное здание, и во всех рецензиях его гордо называют «высотным». Конечно, вопрос о допустимой высоте звучит с самого начала: в первой версии у дома 14 этажей. Потом его подняли, а городская легенда гласит, что хотели сделать еще выше, но убоялись, что иностранцы будут с верхотуры шпионить за строительством подводных лодок на Адмиралтейском заводе. А предназначен был отель именно для интуристов, чему отвечал и уровень комфорта. Он наглядно демонстрировал не только уважение к гостям, но и разницу в отношении к «своим» и «чужим», в результате чего гостиницу прозвали «Антисоветской».

➧Но вот что было определено сразу, так это место главного корпуса. В мире загнивающего капитализма его бы поставили ближе к реке — чтобы дать гостям еще более широкие виды (и содрать за виды деньги). Но у советской экономики такой задачи нет (туристическое обслуживание в СССР не считается «производственной сферой»), а вот задача сохранения вида — не из отеля на город, а из города на отель! — для Петербурга является архинасущной. Чай, не Москва, где под стены Кремля впихнули целую «Россию». Поэтому здание отодвигается на дальнюю границу участка — так, чтобы поменьше светиться в бассейне Фонтанки, и разворачивается к ней широкой стороной — чтобы не слишком «фонить» за стасовским собором.

➧Но современных инструментов ландшафтно-визуального анализа еще не было, прорабатывали каждый объект вручную: «накладывали на генеральный план, и появлялся такой „паук“ из створов зрительных: с каких мест при такой высоте новый объект будет виден»[186]. В результате здание все равно видно отовсюду, чего простить ему не могут до сих пор. «Существенным нарушением образа города является гостиница „Советская“»[187], — строго сказал академик Дмитрий Лихачёв, а текст другого видного питерофила Михаила Золотоносова так и называется: «Как 50 лет назад гостиницей „Советская“ испортили панораму Фонтанки».

План 1-го этажа. План одноместного и двухместного номеров

➧Связано это неприятие не только с габаритами дома, но еще и с его резким контрастом по отношению ко всему и окружающему, и предыдущему. Отель стал первым полноценным образцом современной архитектуры — какой в Ленинграде не получалось все предыдущие 10 лет. Таким же контрастным было и его объемно-пространственное решение: плоская высокая пластина и вытянутый горизонтальный пенал. Первым так сделал Уоллес Харрисон в здании ООН в Нью-Йорке (1951), а восходит идея, как всегда, к Ле Корбюзье, который предложил разделять приватную и публичную функции общественного здания на две части — высотную и стилобатную. Эта схема отлично подошла для гостиниц и быстро превратилась в стандарт. В СССР именно так будут скомпонованы гостиницы «Иверия» в Тбилиси (1967), «Алма-Ата» в Алма-Ате (1967), «Ашхабад» в Ашхабаде (1970), «Азербайджан» в Баку (1972), да и ленинградский «Ленинград» (1970), но «Советская» все-таки была первой.

➧Впрочем, сама по себе эта композиционная схема есть уже в русском конструктивизме, в частности — в проекте гостиницы «Интурист» на Петровской набережной, сделанном Евгением Левинсоном и Игорем Фоминым в 1931 году. Прошло каких-то 30 лет — и Левинсон преспокойно взялся за старое, а Фомин его (уже чуть более нервно) журит: «Высотный объем гостиницы в створе Фонтанки кажется чужеродным»[188]. То есть даже для коллег это был смелый шаг. Но, может быть, как и всегда в Петербурге, недостаточно смелый: если бы здание было выше, его пропорции стали бы лучше. Здесь же устремление ввысь еще и редуцировано ярко выраженной горизонтальностью членений — отсылающей не к зданию ООН, а к тому же конструктивизму с его ленточными окнами. Словно бы Левинсон довоплощает то, что в 1930-е годы было невозможно технически, когда и бетон, и панорамное остекление приходилось имитировать.