О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

губы, 1599 год), клиторис (1611 год), пенис (1618 год) и т. д. Речь теперь идет не о метафорах (описательных определениях), а об изменении уровня языка. Традиционные термины относятся к эротическому искусству, которое впервые отделено от литературы вольного содержания. Фривольности побасенок (фаблио), предназначенных вызвать смех, заменяются произведениями эротическими, явная цель которых — пробудить сексуальное желание, используя смелые выражения языка. Требование стыдливости привело к парадоксальным последствиям — появлению ниши непристойной литературы во французской словесности.

В самом начале эта литература воздействовала на людей одинаково, независимо от их пола. Чтение может вызвать желание у женщины, что отвергается только врачами и недоверчивыми мужьями. Брантом в своей книге «Сборник для дам» обвиняет в некоторой вольности женщин, хранящих у себя книги Пьетро Аретино, одно имя которого тут же вызывает в памяти самые скабрезные из его произведений — сладострастные сонеты. И Жан-Жак Руссо в юности познал «изысканную женщину», считавшую непереносимыми эти книги, «которые можно только пролистывать». В силу особенностей воспитания такая литература становится мужской. Действительно, в ней используются лишь мужские фантазии: мужская мощь, переполненная ожиданиями женщина, женская гомосексуальность… В самом деле, научные термины и вульгарные слова у добропорядочных женщин отныне запрещены.

Такое лингвистическое разделение между мужской и женской лексикой достигает апогея в борьбе с неприличными слогами в самых безобидных словах. Дело доходит даже до борьбы с «неприличными» буквами, как, например, буква q (ее название произносится на французском языке так же, как и слово cul — зад, задница) или буква k (cas — половой орган), вызывающими ассоциации с некоторыми частями тела, как, например, буква «х» в русском языке. Это явление не имеет отношения ни к женственности, ни к французскому языку, ни к чрезмерной манерности XVII века. Уже в Средневековье люди избегают произносить название буквы, похожей на p, но являющейся ее зеркальным отражением (q — зеркальный образ p), которая называет заднюю нижнюю часть человеческого тела. По этой причине является грубостью произносить по буквам слова, содержащие q. Итальянское Возрождение потрясено: непристойность коренится как в звуке, так и в значении слов: можно ли произнести без смеха слово rinculcare, обозначающее «пятиться»? — спрашивает Джованни Делла Каза в книге «Галатея».

Высокообразованные мужчины также чувствительны к подобным словам, но для окружающих их поведение выглядит смешно. Ну что еще можно сказать об адвокате, который проиграл процесс из-за того, что постеснялся публично попросить документ с пометкой «con», кроме того, что он проявил женскую деликатность? Именно женщины, поджимая губы, произносили слова laborachose, chosetulos, chosefiteor вместо laboravit, vitulos, confiteor, заменяя в словах слоги vit (что означает мужской половой член) и con (женский половой орган), на chose (кое-что, что-то), как если бы в русском языке они говорили чего-то-вредительство вместо членовредительство или что-то-раздельный вместо членораздельный. Мадам Рамбуйе, «слишком деликатная» особа, не выносила слово задница. «Это уже переходит все границы, особенно когда произносится слишком свободно», — пишет Гедеон Таллеман де Рео в своих «Анекдотах». В комедии Мольера «Ученые женщины» академия Филаминты утверждает эту обостренную форму женской стыдливости. Мы помним, что самый благородный из всех проектов — «устранить из речи эти грязные слоги, которые в самых красивых словах звучат возмутительно» (акт III, действие 2). Таким образом, создается культура, в которой поддерживается взаимонепонимание между людьми разного пола. Монтень не решается раскрыть перед своей дочерью двусмысленность слова fouteau (бук): «У женщин — поборниц морали загадочный образ мыслей». Без сомнения, но не женская ли стыдливость стала причиной этой загадочности?

Язык мужчин

Житейские вещи вскоре уже не будут смущать женщин: латинский язык, который «не считается в словах с приличием», следуя выражению Никола Буало, уже не является предметом изучения у дам эпохи классицизма, они интересуются им разве только для того, чтобы почитать Вергилия. Такое оправдание нашла мадам де Рамбуйе своим занятиям латынью. А мадам де Брассак знает латынь, потому что при ней ее изучали ее братья, пишет Гедеон Таллеман де Рео в своих «Анекдотах». Отличная победа для женской стыдливости! Если в эпоху Ренессанса можно было встретить женщин, являвшихся знатоками античного искусства, то XVII век относится к ученым женщинам подозрительно: после всех этих излишеств с коверканьем слов и мольеровских карикатур вкус женщин к писательству и мертвым языкам считается теперь невыносимой педантичностью.

Ни латинский, ни греческий языки, ни риторика, ни философские науки не имеют никакой области приложения у женщин, и если кое-кто из них настолько любознательнее других, чтобы изучать эти предметы, то большинство делает это лишь из тщеславия, становясь одиозными фигурами в глазах других женщин, а мужчины относятся к ним с презрением. Такую точку зрения высказывает Клод Флёри в своем «Трактате о выборе и методике обучения» (1784).

Настоящей причиной повышенного интереса женщин к латыни является то, что язык католической церкви — это и язык Овидия, Катулла, Марциала и Петрония, прославившихся своими вольными любовными произведениями. И если молодая девушка учит язык этих писателей, «необходимо удостовериться в том, что у нее не возникнет любопытства почитать их», — говорится в критике, адресованной Фенелону («Республиканские новости о литературе», 1687). Эти «отравители нравственности» могут научить ее непристойностям или дать искусные советы в любви, по мнению Баснажа де Боваля. «По правде сказать, очень желательно, чтобы девушка была настолько стыдлива, чтобы не знала ничего, что касается любви», — говорится в другой критике трактата Фенелона — книге Анри Баснажа де Боваля «История исследований ученых» (1687). Кроме того, следует обучать латыни лишь девушек «очень рассудительных и скромных; которые делают это не из тщеславного любопытства; которые будут скрывать то, чему они научились; которые заинтересованы только в знаниях», — пишет Фенелон в книге «О воспитании девиц» (1687).

Если латинский язык превращается в язык неприличия, то это лишь потому, что из него легко заимствуются слова, которые во французском языке считаются грубыми, и подробности, которые дамам знать не подобает. Брантом, оставаясь невозмутимым перед деликатными ситуациями, прибегает к латыни для описания некоторых поз. В работах, предназначенных широким массам, мужской язык — это способ уберечь стыдливость дам. Вольтер отлично осознает этот факт, когда обсуждает проблемы неодновременного оргазма или прерванного полового акта, поднимаемые отцом Санше в книге «О брачном союзе». Он оставляет их описание на латыни, хотя и говорит, что к этому нужно относиться легко: «Моя стыдливость и большое уважение, которое я испытываю по отношению к дамам, не позволяют мне перевести на французский язык эту дискуссию на богословскую тему» («Приличия в литературе», 1767).

Таким образом, уважающие себя женщины, во имя стыдливости, должны выдумывать подходящий язык, отличный от языка, на котором говорит простой