Путь киновари - Юлиус Эвола

и что в этой стране я находил признание, не будучи ими назначен и «уполномочен». Один раз они даже попытались воспрепятствовать моей поездке, осложнив визирование моего паспорта. Для решения этого вопроса пришлось лично вмешаться узнавшему об этих интригах Муссолини.

Моя деятельность во внешней области не должна привести к той мысли, что в этот период я отвлекся от традиционных дисциплин. Прежде чем рассказать о последней фазе моей активности в контакте с политическими силами, я скажу, что в конце 30-х гг. я подготовил две свои главные книги, посвященные мудрости Востока — полной переделке «Человека как могущества» (по внешним причинам и из-за последующих событий эта книга смогла выйти только после войны в издательстве Восса) и, позднее, системной работе по первоначальному буддизму под названием «Доктрина пробуждения — Очерки о буддистской аскезе» (La Dottrina del Risveglio — Saggio sull’ascesi buddhista). И эта книга вышла намного позже — только в 1943-м году, в издательстве Laterza.

В каком-то смысле этой второй книгой я заплатил свой долг перед доктриной Будды. Я уже говорил о решающем влиянии, которое одно из его учений имело для преодоления кризиса, через который я прошел после первой мировой войны. Впоследствии я стал использовать буддистские тексты на практике каждый день для поддержания сознания, отделенного от принципа «бытия». Принцем из рода Шакьев был указан путь внутренних дисциплин, который я чувствовал во многом близким себе — настолько, насколько я чувствовал чуждым себе путь аскезы на религиозной основе, прежде всего христианской.

В своей книге я предполагал выявить подлинную природу первоначального буддизма — доктрину, до невероятной степени искаженную как в большой части последующих форм, когда вследствие своей популяризации и распространения буддизм стал более или менее религией, так и в представлениях о буддизме на Западе. В реальности сущностное ядро учения имело метафизический и инициатический характер. Интерпретация буддизма как простой морали, имеющей своей основой сострадание, гуманизм, бегство от жизни (ибо «жизнь есть страдание») чрезвычайно поверхностна, плоска и мелка. Напротив, буддизм определяется стремлением к необусловленному, утверждающемся в самой радикальной форме, исследованием того, что превосходит как жизнь, так и смерть. Не сколько «страдание» нужно превзойти, сколько беспокойство и случайность всякого обусловленного существования, имеющего в своем начале, корне и основе жажду — жажду, которая по самой своей природе никогда не угасает в обычной жизни, интоксикацию или «манию», «невежество», ослепление, ведущее к отчаянному, замутненному и алчному отождествлению Я с той или иной формой бренного мира в вечном течении становления, сансары. Нирвана является ничем иным, как обозначением отрицательной задачи — угасания (метафизических жажды и «невежества»). Его положительным аналогом является просветление или пробуждение (бодхи), откуда и слово «Будда»: это не имя, а титул, обозначающий «Пробудившийся». Именно поэтому я назвал свою книгу «Доктрина пробуждения».

Согласно историческому Будде, эта доктрина в ходе времен была утеряна. В Индии ритуализм, пустота и высокомерная и застывшая спекуляция касты брахманов сделали ее скрытой. Будда вновь утвердил и вновь возвестил ее, и, по правде говоря, на ее формулировку повлияла его природа: он был не брахманом, а принадлежал к касте воинов. «Аристократический» характер буддизма, присутствие в нем мужской и воинской силы (одним из обозначений вести Будды является выражение «рык льва»), приложенной к нематериальному и непреходящему уровню — таковы черты, которые я выявил в изложении этой доктрины, что открыто контрастировало с ее искаженными квиетистскими и гуманистическими интерпретациями.

Другим подчеркнутым мной аспектом являлся тот факт, что буддизм — всегда рассматриваемый мной в своем сущностном и аутентичном ядре — не может называться религией в господствующем, теистическом смысле этого слова: но не потому, что он является простой моральной доктриной и не доходит до религиозного уровня — напротив, он превосходит его. Буддизм не является религией точно так же, как всякая инициатическая или эзотерическая доктрина не может называться «религией». Стремление к необусловленному несет буддийского аскета за пределы бытия и бога бытия, за пределы небесного и райского блаженства, рассматриваемых им как узы. Таким же образом все иерархии широко известных божеств для него вновь принадлежат миру конечного, случайности сансары, которую нужно превзойти. В текстах повторяется формула: «Он превзошел этот и другой мир, узы человеческие и узы божественные, оба вида цепей он разорвал». Поэтому конечная цель, Великое Освобождение, здесь тождественна цели чистейшей метафизической традиции: это над субстанциональная вершина, предшествующая как бытию, так и небытию и всякой фигуре личного «бога» или «создателя», и равным образом высшая по отношению к ним.

Но моя книга, переходя к подобным уточнениям и набрасывая доктринальные сущностные рамки буддизма (например, указывая на смысл теории «связанных причин», ведущих к конечному существованию, существование не-Я, проясняя недоразумение теории реинкарнации и т. п.), в первую очередь рассматривает практическую сторону «аскезы» буддизма, основываясь непосредственно на его текстах. Часто обращение к элементам других эзотерических учений позволяло мне видеть дальше и больше востоковедов и даже современных представителей буддизма.

Во вступлении я сказал, что намереваюсь изложить «полную и объективную систему аскезы, в ясной и сознательной, несмягченной, опытной и хорошо структурированной форме, соответствующей арийскому духу, и тем не менее принимающей во внимание условия, установившиеся в последние времена». Я хотел показать, что буддийские дисциплины наделены этим характером в большей степени, нежели другие. Действительно, в принципе речь идет о техниках сознания, свободных от всякой мифологии — как религиозной, так и моральной (мораль в буддизме имеет значение простого средства: он не знает фетишизма моральных ценностей, то есть императивности, присущей некоторым нормам); представляющих характер, который вполне может называться научным, в своем точном рассмотрении отдельных фаз реализации и их органического соединения. Главной и высшей целью этой аскезы является уничтожение жажды, устранение обусловленности, пробуждение, Великое Освобождение.

Я указал, что по крайней мере часть изложенной дисциплины также допускает приложение и в миру с целью усиления глубинной души, реализации отделения, выявления в себе неуязвимого и неуничтожимого элемента. Следовательно, эта «аристократическая» аскеза может иметь свою ценность, и в заключении книги я указал на значение, которое она может представлять для некоторых людей в нынешнюю эпоху — она может обеспечить противоядием от психического климата мира, которому свойственен безумный культ деятельности и отождествление себя с иррациональными и хаотичными силами «жизни». Я указывал на это и в конце второго издания «Йоги могущества», говоря о главных предпосылках тантрического пути. По существу, принцип «Шивы», в котором в тантре «Шакти» должна встретить своего господина, чтобы неразрывно с ним соединиться — это тот же «внесансарический» принцип, который буддийский аскет стремится выявить и усилить.

Кроме того, упоминание аскезы «в условиях,