Путь киновари - Юлиус Эвола

вернуться, но хотя бы приблизиться к нормальному порядку, необходим титанический труд. Такие люди видят мир иначе». Естественно, здесь мы говорим о проблеме возвращения к традиционности в широком, универсальном смысле — то есть не к традиции как к кладу, хранимому немногими, элитой, неподвластной господствующим в истории силам. Мне казалось, что для реставрации такого рода нельзя было больше полагаться ни на какую определенную основу. Учитывая общий настрой моей книги, в ней отсутствовал положительный ориентир, на который опирались некоторые традиционалисты (в общем смысле) — то есть католицизм. Генон, исходя из той посылки, что Европа обладала традиционным порядком благодаря католической церкви, полагал, что возвращение Европы к традиционному интегральному католицизму (к этому я уже обращался, когда говорил в «Маске» о возвращении к католицизму) могло бы стать единственной основой возрождения Запада, преодоления кризиса современного мира. В этом смысле он направил представителям этой традиции более или менее ясный призыв (впрочем, в переписке со мной Генон признал, что он чувствовал своим долгом сделать такой призыв, заранее зная, что это ни к чему не приведет — и так и произошло).

В заключении «Восстания» я писал, что не могу согласиться с этой мыслью. Католицизм никогда не демонстрировал подобную творческую силу даже в бесконечно более благоприятных материальных и интеллектуальных условиях прошлого. Он скорее является одним из факторов совокупного процесса, внесших свой вклад в подрывные процессы, происходившие на Западе: сам сущностный характер христианства произвел пагубный разрыв, уничтожение мужского характера духовности, пришествие жреческой духовности с претензиями на превосходство вместо изначального синтеза и центрального характера — а материализация и осквернение мужского характера и всего мира действия явились лишь следствием. Естественно, в совокупности проблем, рассмотренных в «Восстании», я не вдавался в подчеркнутые аспекты католицизма абстрактно, в чисто теоретическом или эзотерическом смысле (это уже было исследовано в «Маске»). «Тот, кто сегодня считает, что является человеком Традиции просто в силу своей приверженности католицизму», — заключал я во втором издании книги после подведения итогов нового опыта — «на самом деле останавливается на полпути, не видит первых звеньев в последовательности причин, и, прежде всего, не знает об изначальном мире и абсолютных ценностях».

Из-за уже в первом издании мою книгу пронизывала та мысль, что в будущем вряд ли можно ожидать чего-то иного, нежели наступления конца цикла. Тем не менее, я обращался к движениям, которые в то время в Германии и Италии в некоторых своих внешних аспектах казались попытками остановить подрывные процессы, противостоя демократии и социализму, большевизму и той же Америке и при этом возрождая символы древней римской или нордической традиции. Поэтому я спрашивал: «До какой степени во всем этом можно видеть позитивный принцип с высшей точки зрения? До какой степени вместе с этими символами на самом деле воскресает аутентичная духовная традиция— то есть традиция, находящаяся превыше всего того, что обусловлено материально, этнически и политически? И, напротив, до какой степени они остаются на службе исключительно политических течений — тех сил, чей принцип и чья цель укоренены в современном понятии нации, чьей наивысшим стремлением является власть в секулярном и иллюзорном смысле последних времен?». В книге встречалось достаточно много указаний, позволявших охарактеризовать различные аспекты данных течений как подозрительные. Но я также указывал на опасность, исходящую из нынешнего климата, извращающего и направляющего в противоположную сторону наконец призванные символы и идеи высшего порядка. И это тоже было верным предвидением: в этом стечении обстоятельств я мог видеть в действии одно из двух средств, используемых в том, что я называл «тайной войной», стремящееся дискредитировать и таким образом парализовать все то, что могло бы послужить возможной реконструкции.

Однако во время первой публикации «Восстания» я полагал, что можно попробовать усилить положительный потенциал данных политических течений, отделив его от всего отрицательного и проблематичного. Это относилось лишь к области возможного, и если я прикладывал силы к решению этой задачи в пределах моих возможностей, это было связано с моей личной кшатрийской предрасположенностью, которая побуждала меня делать то, что должно быть сделано, безотносительно шансов на успех. Как бы то ни было, идеи «Восстания» составили основу и критерий оценки: без каких-либо компромиссов, иллюзий и притворства книга указывала на то, что никоим образом не должно было быть упущено из виду при таком действии.

В этом контексте нужно вновь сказать о реальном смысле моей деятельности, протекавшей в Италии и Германии совместно с правыми движениями вплоть до начала второй мировой войны. Но чтобы не прерывать хронологический порядок повествования, сначала я кратко расскажу о другой моей книге, вышедшей в издательстве Laterza в 1938-м году под названием «Мистерия Грааля и имперская гибеллинская традиция». Она обрела форму как развитие приложения к первому изданию «Восстания». Эта книга содержит исследование, демонстрирующее присутствие в средневековой Европе духовного течения, восходящего как раз к изначальной духовности в ее царском аспекте, чьи идеи выражались прежде всего посредством символизма рыцарской литературы, а также образов, мифов и сказаний «имперского цикла». В этом исследовании выяснилась плодотворность «традиционного метода» — метода интегративных сравнений во имя выявления основных смыслов.

Сегодня широкая публика знает Грааль только посредством оперы «Парсифаль» Рихарда Вагнера, в которой темы, о которых идет речь, искажены в духе романтизма до неузнаваемости.

В общем ошибочна и интерпретация мистерии Грааля как христианской. В этом сказании христианские элементы носят лишь вспомогательный характер и играют маскирующую роль. Чтобы понять его подлинное содержание в качестве непосредственного ориентира, нужно рассмотреть прежде всего темы кельтской и северной традиции в тесной связи с циклом о короле Артуре. По сути Грааль символизирует принцип трансцендентной и делающей бессмертным силы, связанной с изначальным состоянием и по-прежнему присутствующей в период «падения», инволюции и упадка. Знаменательно, что во всех текстах стражи Грааля или того места, в котором он проявляется, — это не священники, а рыцари, воины, и, к тому же, это место описывается не как храм или церковь, а как дворец или замок.

Я продемонстрировал, что мистерия Грааля имеет прежде всего инициатический (а не туманно мистический) характер: это мистерия воинской инициации. Однако в преобладающем числе сказаний добавляется специфический мотив долга, который такая инициация налагает. Предназначенный или призванный для обретения Грааля рыцарь, увидевший Грааль и воспользовавшийся им, или, как многозначительно говорят некоторые тексты, «открывший оружием» путь к нему, призван исполнить задачу реставрации — иначе он рискует быть проклятым. Нужно сделать так, что ослабленный, низвергнутый, раненый или только с виду живой король вновь обрел свою первоначальную силу — то есть нужно принять на себя его царственную функцию,