Путь киновари - Юлиус Эвола

заставляя вновь расцвести королевство. В сказаниях Граалю приписывается эта особая, весьма характерная функция. Подлинное достоинство или призвание ожидаемого рыцаря оценивается по его способности «задать вопрос»: вопрос о том, чему служит Грааль. Часто задание этого вопроса, то есть живое ощущение этой проблематики, осуществляет чудо возрождения, исцеления или восстановления.

После этого мне показалось возможным связать этот сущностно важный аспект этого сказания с конкретной исторической ситуацией — ситуацией имперских европейских Средних веков. Я видел в данной теме символическое выражение надежды и воли гибеллинства в его высшем смысле, в связи с его попыткой реализовать, реорганизовать и объединить Запад под знаком священной империи, каковую некоторые политические теологи называли «царской религией Мельхиседека». Рыцарская литература в изученных мной аспектах содержала зашифрованное выражение этого импульса, проявлявшегося как наверху, в великих швабских государях, часто окруженных легендами, так и в тех рыцарских аскетически-воинских орденах, которые в какой-то степени отражали модель рыцарства Грааля, более или менее отчетливо противостоя другому полюсу средневекового мира — церкви, представлявшей противоположную традицию и пытавшуюся утвердить свое превосходство (гвельфизм). Одним из кульминационных эпизодов этого напряжения была трагедия уничтожения ордена тамплиеров.

С закатом Средних веков традиция, цветущая в вышеуказанном цикле сказаний, вновь уходит со сцены истории и продолжается только в подполье. В книге я указал на группы, которые в какой-то мере можно рассматривать как наследников Грааля. Прежде всего, это «Верные любви», то есть поэты, к которым принадлежал также и Данте, чей эротический язык очень часто имел символическое и инициатическое значение (в период, в который я писал книгу, это стало особенно очевидным благодаря критическим исследованиям Луиджи Валли), но которые в то же время были объединены в тайную организацию гибеллинского характера, решительно враждебную церкви (возможно, не лишенную связи с теми же тамплиерами). Во-вторых, это та же герметическая традиция в той мере, в которой она продолжалась после кризиса Средневековья. Наконец, это розенкрейцеры (нужно четко отделять от них различные поздние секты, взявшие себе это имя) — таинственное братство, которое в равной степени обращалось к реставрации Европы и пришествию Императора и стремилось положить конец всякой узурпации. Однако в канун Вестфальских договоров, нанесших последний удар по остаткам власти Священной Римской империи, они вновь замолкли, отступив в тень (символически: Роза и Крест «оставили» Европу).

В этом своем историческом аспекте книга о Граале дополняла то, что я изложил в главе о Средних веках в «Восстании». Книга вышла также в немецком переводе в 1958-м году у издателя О. В. Барта и во втором итальянском издании в 1962-м году в издательском доме Ceschina. Кроме некоторых поправок, в этих более поздних изданиях я добавил финальную главу, в которой говорится о происхождении и смысле масонства в связи с тем, что я назвал «инверсией гибеллинства». Я описал масонство как организацию, которая первоначально имела инициатический характер, но в последующем, параллельно со своей политизацией, перешла к следованию антитрадиционным влияниям, действуя в итоге в качестве одной из главных тайных подрывных сил еще до Французской революции, заодно с революцией третьего сословия. Важный момент, выявленный мною, состоял в том, что оппозиция церкви и католицизму, которая в случае подлинного гибеллинства была оправдана на основе притязаний со стороны Империи на власть в равной степени сакральную и трансцендентную, по причине указанной инверсии дошла до того, что стала основываться на идеологии Просвещения, на светской идеологии, на «религии человечности», ставя своей целью освобождение от всякого высшего авторитета, который в этой перспективе сводится к «тирании» и «мракобесию».

На более общем уровне эта инверсия состояла в переносе на простые человеческие причины того высшего закона и высшей власти, которые перед лицом простых религиозных догм и истины, мифически данной как «откровение», входили в компетенцию исключительно «просвещенных», то есть инициатов; отсюда извращение самого смысла слова «просвещение», ставшего синонимом разрушительной рационалистической критики. Это дополнение моей книги и эта фокусировка казались мне во многих аспектах необходимыми. Достаточно вспомнить, что после второй мировой войны в Италии в различных контекстах, в том числе в политической борьбе, в «демократическом» климате термин «гибеллинство» снова стал использоваться в невероятно искаженном смысле: как обозначение утверждения прав секулярного и неконфессионального государства в противовес клерикализму. В моей последующей книге «Люди и руины» я разоблачил эту фальсификацию и это недоразумение.

В связи с указанной внутренней инволюционной трансформацией масонства я намеревался написать книгу под названием «Тайная история тайных обществ». В то время я жил в Вене и благодаря исключительным обстоятельствам имел доступ к труднодоступному и ценному материалу. Однако этому проекту не суждено было осуществиться.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ГЕРМАНИИ И «ДОКТРИНА ОСВОБОЖДЕНИЯ»

Настало время перейти к деятельности, осуществлявшейся мной вплоть до второй мировой войны совместно с господствующими в то время политическими силами. Можно было бы подумать, что в Италии «Восстание» могло бы обеспечить теоретическими основами серьезное традиционалистское правое течение, наделенное подлинно революционной (или, лучше сказать, контрреволюционной) силой. Однако ничего подобного не произошло. Моя книга осталась почти что незамеченной: все идеи и горизонты, высвеченные в ней, в полной мере находились за пределами ментальности тех, кто плелся в хвосте фашизма — не говоря уже об узких кругах обычной дилетантской или академической интеллигенции, которой конформистское признание режима обеспечило контроль над итальянской культурой и печатью. Единственные робкие поползновения «традиционной» мысли, существовавшие в этот период, обладали совершенно буржуазно-католическим характером и были связаны прежде всего с экс-«националистическим» компонентом фашизма. Им были свойственны крайне ограниченные горизонты и отталкивающее сектантство. Из-за этого вплоть до периода «Оси» моя активность ограничивалась шефством над специальной страницей в газете Фариначчи, а также статьями, очерками и рецензиями, заметными только в узких кругах.

В Германии по причине резко отличавшихся почвы и исторических прецедентов дела обстояли совсем иначе. В то время как в Италии почти не существовало остатков иерархических цивилизации и общества, в Германии и, в общем, в Центральной Европе некоторые силы предшествующей традиции и соответствующих режимов были еще живы и контролировали некоторые политико-социальные структуры. Кроме прусской традиции как формирующей силы, речь шла о дворянстве, которое сохраняло сильные позиции в политике, армии, высшей бюрократии, дипломатии, земельном владении (в связи с юнкерством), а также в части промышленности. Кроме того, здесь были различные писатели — Мёллер ван дер Брук, Г. Бюлер, Э. Юнгер, фон Заломон, и т. д. — чье течение, неотделимое от воинственного духа и преданности монархии, после первой мировой войны получило название «консервативной революции». Когда национал-социализм пришел к власти, некоторая часть этих сил присоединилась к нему, став важным компонентом, но сохраняя отчетливую