«Экс» и «Нео»: разноликие правые - Александр Дмитриевич Сабов

ограничении миграции в США между 1910 и 1930 годами, равно как и политики евгеники, которая привела к применению газовых камер в нацистской Германии». Попытка объяснить социальное поведение человека биологическими детерминантами, утверждают критики социобиологии, «служит генетическим оправданием статус-кво и тех привилегий, которыми пользуются некоторые общественные слои в силу их принадлежности к определенному классу, расе или полу»[54].

Социобиология выросла из генетики, на ней стоит. Но не идет ли дело к реабилитации «позитивной евгеники», теперь уже действительно на генетическом уровне? Именно таким опасением и поделились американские ученые, восставшие против социобиологии как новой попытки вульгарной биологизации человека.

«Эгоистичный ген» — так назвал одну из своих работ Ричард Докинз. Если Уилсон постоянно оговаривает, что для него подобное выражение не более чем метафора, то Докинз, уже безо всяких оговорок, настаивает на его научности. Главная черта всего живого, главный залог эволюции — «быть эгоистичным», а значит, «быть агрессивным»: только так свершается отбор «лучших» генов и гарантируется их воспроизводство в будущих поколениях. Это и есть «мотор эволюции» во всех рядах живых существ, от медузы до человека. В бесконечных войнах йаномамо выживают лишь сильнейшие, то есть наиболее достойные особи, получившие от предков и способные передать потомству живучий агрессивный ген. Этот пример, утверждают социобиологи, показывает, что примитивный человек, застрявший на первобытной стадии развития, оказывается связующим звеном между животным миром и современными людьми. Генетический механизм везде срабатывает сходно; разум, культура, этика — «прометеев огонь», осенивший мыслящее человеческое существо, — не только не заглушают этот механизм, а, наоборот, делают его работу еще избирательней, еще тоньше. Люди подобны всем прочим живым организмам и даже превзошли их в умении вести внутривидовую борьбу, ибо только им, людям, знакомо понятие войны…

«Мы объективно приходим к выводу, — заключает Уилсон, — что первым методом эволюции является сексуальная конкуренция, а не война… Война, действительно обладающая способностью ускорить эволюцию, — это “второй мотор”…»

Небольшое отступление. Свою теорию о естественном отборе Чарлз Дарвин в значительной степени обосновал внутривидовой борьбой в растительном и животном мире. Попытки перенести эту внутривидовую конкуренцию на человека и называются социал-дарвинизмом, который не имеет ничего общего с дарвиновским учением. Если для Уилсона и Ламсдена взаимовлияние генов и культуры приводит к тому, что в результате люди делаются различными, то для Докинза и, само собою, для философа Алена де Бенуа главное в другом — люди изначально, биологически неравны. Одни рождаются, чтобы быть «элитой», «знатью», другим суждено быть «массами», «чернью». Тут уж из игры в метафоры-термины явно проглядывает призрак новой евгеники.

С легкой руки Уилсона еще большим стало увлечение «коэффициентами интеллекта», как будто бы доказывающими не различие, а именно биологическое неравенство людей.

О нацистской колонии Мисьонес Посадас в Аргентине мир узнал в 1983 году — как раз полвека спустя после прихода Гитлера к власти в Германии.

Репортер французского телевидения Мишель Онорэн целый год искал людей, способных ввести его в колонию. Наконец высочайшее разрешение получено: его дал сам Вильфрид фон Хофен, бывший секретарь Геббельса, организатор и руководитель Мисьонес Посадас.

Колонны, марширующие под знаменами «третьего рейха». Фашистские приветствия, свастики, гимны. Что до сих пор тщательно пряталось от чужого глаза, то теперь не без гордости выставляется напоказ. «Это самая крупная нацистская колония во всей Латинской Америке, — звучит с экрана голос Мишеля Онорэна. — Здесь проживает 80 тысяч семей беглых нацистов. Мисьонес Посадас расположена вблизи границ с Парагваем, Бразилией и Уругваем, вот почему ее зовут «шарнирной колонией»… К сожалению, Вилъфрид фон Хофен решил воздержаться от встречи, и я могу только сказать о нем, что это человек, сохранивший многие связи в Европе. Отсюда, из Мисьонес Посадас, он руководит целой сетью нацистских изданий, выходящих в Великобритании и Скандинавских странах…»

Следует интервью. Один обитатель колонии рассказывает репортеру, что прибыл сюда благодаря сети ОДЕССА. Другой возражает, что такой организации никогда не было и нет. Третий благодарит бога за то, что тот внушил покойному президенту Аргентины Хуану Перону англофобию. Выходит, поэтому он выдал нацистским переселенцам шесть тысяч чистых аргентинских паспортов? Другие группы нацистов прибыли по подложным документам Красного Креста, Ватикана… Первое время так и жили: в подполье, по чужим документам, с чужими именами. Теперь? Теперь совершенно свободно: колонисты открыто разъезжают по всей Латинской Америке, посещают Европу, принимают много гостей у себя. Особенно активна молодежь, да ведь и впрямь пришел ее час взять в свои руки дело отцов: она проходит военную подготовку, совершенствуется в «теории»…

Объектив застывает на минуту: вот оно, на столе, за стеклом, священное писание национал-социализма. Но репортеру сообщают, что «Майн кампф» теперь что-то вроде «почетного учебника», отправленного в красный угол на покой, а учат теперь совсем другие, очень серьезные науки. «Какие же?» — интересуется Мишель Онорэн. «Социобиологию!» — отвечают ему и ведут в класс, весь завешанный методическими пособиями по биологической эволюции живого мира. И я тотчас узнаю на экране картинки, знакомые по книгам Уилсона!

Но это был лишь первый сюрприз, увиденный на экране. Второй ошеломил еще сильней.

…Тремя годами раньше две неофашистские банды — «Федерация национального и европейского действия» (ФАНЕ) во Франции и «Военно-спортивная группа Хофмана» в ФРГ — привлекли к себе внимание обеспокоенной европейской общественности целой серией террористических актов. Французский репортер включил в свой фильм кадры, которые в момент показа репортажа фигурировали как улики в судах двух стран. Я не поверил своим глазам, увидев, как военизированный отряд в порядке учения захватывает… мирный вокзал. Идут почтенные фрау с покупками, молодые мамаши катят детские колясочки, спешат люди с поездов и на поезда… а по перрону, по рельсам в пятнистых одеждах пробираются цепи «спортсменов», на бегу стреляя холостыми патронами. Потом кадры полевых учений — с танками! Так — открыто, на людях, под стрекот телекамер — тренировалась банда Карла-Хайнца Хофмана в ФРГ. А 26 сентября 1980 г. на «празднике пива» в Мюнхене, когда это традиционное народное гулянье подходило к концу и люди устремились к выходу из парка, взорвалась подложенная в урну бомба, убив на месте 13 человек и ранив 219. Следствие привело к «военно-спортивной группе Хофмана»…

Минула ровно неделя, и 3 октября страшным эхом отозвался Париж: бомба взорвалась у синагоги на ул. Коперника, убив 4 прохожих и ранив 12. Бомба сработала чуть раньше расчетного времени, которое было приурочено к окончанию религиозной службы в синагоге: в ней находилось триста человек. Но это покушение было делом рук уже не ФАНЕ, а ФНЕ, что расшифровывается как «Националистические европейские фасции». За целую серию террористических актов, включая налет на