Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

Вот член коллегии Степан Щукин доложил, что на собрании «Союза защиты Учредительного собрания» принято решение о подготовке массовой политической манифестации. Этот «Союз» – по сути, переименованный «Комитет спасения Родины и революции», который в октябре открыто выступал против большевиков, поддерживал поход Керенского – Краснова на Петроград, забастовку государственных служащих, организовал вооруженное выступление юнкеров в самом городе. Одновременно были получены данные, что Центральным комитетом эсеров и его Военной комиссией идет подготовка и вооруженного выступления в день открытия Учредительного собрания, в связи с чем активно проводится агитация в воинских частях.

Реагировать тут надо было немедленно. По ордеру, подписанному Дзержинским и Ксенофонтовым, арестовали и определили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости двенадцать ключевых фигур.

Многих из них Феликс хорошо знал лично. Среди них были главный теоретик индивидуального террора Чернов, его практик Абрам Гоц, известные меньшевики Ираклий Церетели и Дан-Гурвич… Люди, ещё совсем недавно уважаемые в революционном подполье, более чем серьёзные, но в той же мере безответственные.

Кстати, того же Чернова сначала не менее восторженно, чем Ильича, встречали на Финляндском вокзале, а в июле уже задерживали разъяренные, готовые к расправе кронштадтские матросы и отпустили только благодаря Троцкому. Правда, вслед за тем уже сам Троцкий со товарищи оказался на нарах, а Ленин объявлен в розыск. «Церетели и Черновы – министры без власти, министры-куклы, вожди партий, поддерживающих палачество», – писал о них тогда Владимир Ильич.

Все так, все так. Хотя Дзержинскому, даже под нажимом Ленина, трудно было решиться на временный арест будущих членов Учредительного собрания, ещё труднее представить картину, как один из узников бунтовавшего Александровского централа будет вынужден вести допрос другого.

Впрочем, с некоторых пор их борьба уже стала не общей. Их мечты о народном счастье и методах его достижения разошлись слишком далеко, и слишком многое поставлено на карту. Дзержинский по своей привычке не столько даже допрашивал, сколько пытался вникнуть, переубедить, усовестить былых соратников, доказать, что их компромиссы с прежней властью, их трусливое заячье петляние привело к обратному – к борьбе уже против самого народа.

Он, конечно, предполагал, какую бучу поднимет эсеровская пресса. Но вот того, что представители этой партии, нарком юстиции Штейнберг и член коллегии Карелин, просто так, используя служебное положение, исподтишка без его ведома освободят арестованных, не ожидал.

Так получилось, что решение о ВЧК было принято практически в то же время, как левые эсеры вошли в Совнарком, и, конечно, они сразу почти нахрапом полезли в её дела. Правда, обойти Дзержинского никак не получалось. Вот и решили таким примитивным образом продемонстрировать ему свою власть.

В. М. Чернов. [Из открытых источников]

А между тем накануне открытия Учредительного собрания с особой остротой встала проблема именно индивидуального террора. Чекисты выяснили, что, например, под видом Солдатского университета создана целая база террористов, где проходят обучение до тридцати солдат, вооруженных вплоть до бомб. Опыт правых эсеров нельзя недооценивать, а численность их боевой группы уже под сотню. И что? Ограничиться наблюдением. Но на серьезное наблюдение просто нет людей. Опять отследим, арестуем, а Штейнберг выпустит?

Дзержинский вынужден апеллировать к СНК. Специально собрались. Наркомюст упорно настаивал на праве контролировать ВЧК, на обязательной проверке следственных комиссий и особом порядке выдачи ордеров на арест политических деятелей, а это означало, что большевики должны просто передать им важнейшие рычаги реальной власти. Резолюция, предложенная Лениным и Сталиным, признавала действия наркома юстиции Штейнберга и члена коллегии Карелина неправомерными и еще раз утверждала принцип подчинения ВЧК и других следственных комиссий непосредственно Совнаркому.

Однако одним заседанием не обошлось. После бурного обсуждения принято, что ВЧК не подчиняется наркому юстиции, но информирует его и НКВД о произведенных политических арестах. Но левые эсеры не успокаивались, решили, что называется, не мытьём, так катаньем – потребовали делегировать своих представителей на ответственную работу в ВЧК, в том числе и в её коллегию. Совнарком ответил, что тогда каждая кандидатура будет утверждаться им. Им, но все-таки не Дзержинским. А как тогда гарантировать секретность операций? Как гарантировать безопасность внедряемых сотрудников?

Вот ведь все это время, уже около двух недель, Ильин под именем поручика Мещерского обедает и ужинает в кафе Филиппова. Встречаясь со своими новыми «друзьями», он постепенно обогащает чекистов получаемой информацией об офицерских организациях и группах «Союз помощи офицерам-инвалидам», «Все для родины», «Белый крест», «Чёрная точка». И все это благодаря совсем узкому кругу задействованных в операции.

Ильину удалось продержаться до конца. Об отправке отряда на юг было объявлено в кафе на углу Невского проспекта и Николаевской улицы. Ударники тут же принялись отчаянно отмечать это событие. Ильин, прикинувшись несколько перебравшим, улучил момент, на минуту вышел и по телефону сообщил своим. Через полчаса нагрянули чекисты. Всех взяли. Следствие установило, что руководили группой бывший полковник Ланской и поручик по фамилии Орел. Начались допросы. А «поручик князь Мещерский» был с благодарностью разжалован обратно в секретари коллегии ВЧК.

Оказалось, впрочем, что в поисках преступлений можно даже не выходить за порог здания на Гороховой. В ноябре комиссаром по управлению делами над бывшим Петроградским градоначальством был назначен одессит эсер Михаил Фаерман, который затем передал дела Ворошилову, а сам занял пост комиссара гражданского отделения Петроградского военного округа. Так вот всего за месяц он вместе со своим делопроизводителем анархистом Любовным, подделав документы, похитили немало имущества и ещё значительную сумму казенных денег. В их квартирах были найдены также чистые бланки Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с печатью Военного отдела.

Ознакомившись с протоколами расследования, Феликс снабдил их пометкой: «Интересны и расписки Любовного: 29 ноября получает от Фаермана десять тысяч рублей, а через 3 дня получает снова десять тысяч пятьсот семьдесят рублей. Где отчет и на что он получил? Явно, что эти господа – мошенники».

Чекисты набирались опыта и знаний, увеличивалось число информаторов. Сотрудники едва успевали проверять многочисленные сигналы о нелегальной транспортировке оружия и боеприпасов, создании подпольных боевых групп, подготовке террористических актов, налетов и грабежей, спекулянтах и саботажниках.

Вскоре была раскрыта еще одна офицерская организация во главе с генералом Хомутовым. При обыске у него обнаружили два письма. В одном, отправленном из ставки Корнилова, Хомутову и ещё нескольким руководителям подполья рекомендовалось ждать в Петрограде особых событий. Не прошло и нескольких дней, как был арестован полковник Чеченского полка Гейман. И у него нашли важное письмо плюс записную книжку с вытравленными адресами. Большую часть из них удалось восстановить. Это помогло