Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

Поступала информация и о различных планах ликвидации Ленина, Троцкого и других руководителей государства. Данные тщательно проверялись. Накануне заседаний Учредительного собрания можно было ожидать всего. Владимиру Ильичу советовали хотя бы на несколько дней покинуть город. Бонч-Бруевич, у которого Ленин по-прежнему квартировал, обсуждал этот вопрос с Дзержинским. А тот в свою очередь упомянул об этом в разговоре с прибывшим на работу в ВЧК членом Петроградского комитета Яном Берзиным. И тут выяснилось, что Берзин только что провел пару дней в бывшем императорском санатории «Халила» недалеко от Петрограда.

– Там тихо, спокойно. Хороший дом. Сосновый воздух. Молочная кухня, каши… – расписывал Ян.

– Но это уже Финляндия… – засомневался Дзержинский.

– Да какая там Финляндия? Этот район полностью контролирует наш Ивар Смилга. Охрану Ильичу, конечно, надо обеспечить, вот и всё!

И самый молодой член ЦК Смилга, и Берзин были ребята проверенные, боевые. Во время Октябрьских событий Смилга подготовил в Гельсингфорсе несколько мощных вооруженных отрядов и ждал условленной телеграммы от Свердлова с текстом «Присылай устав», а получив, тут же отправил в Петроград несколько «уставов» – составов с бойцами, которые там очень пригодились.

Дзержинскому оставалось только передать эту рекомендацию Бонч-Бруевичу, а тому уговорить Ленина. Все получилось. Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной, с неизменным спутником Эйно Рахья и двумя телохранителями отправился в санаторий. Одна забота на время слетела с плеч.

Перед самым Новым годом «господин курьер» Сорокин принес Дзержинскому аккуратный конверт, адресованный председателю ВЧК лично и снабженный каллиграфически четким грифом «Совершенно секретно». Вскрыв его, Феликс обнаружил письмо некоего Константина Александровича Шеваро-Войцицкого. Сама фамилия эта в Польше была достаточно известна. Писатель и редактор Казимир Владислав Войцицкий в прошлом веке участвовал в освободительном восстании, сидел в тюрьме, издал трёхтомное собрание народных пословиц и поговорок. По его книгам Феликс когда-то изучал польскую литературу.

Письмо, которое сейчас держал в руках Дзержинский, было пространным и обстоятельным. Ясно, что автор стремился вызвать интерес к своей персоне за счёт подробной биографии, взвешенной оценки ситуации в России и вокруг России и обещания своим трудом «принести несомненную пользу не только внутри Советской Республики, но и вовне». А также сообщал, что имеет десятилетний опыт работы в качестве секретного агента военной разведки и контрразведки. Работал с генералом Батюшиным, выполнял задания за рубежом, а в последнее время служил сотрудником по особо важным поручениям при штабе 42-го армейского корпуса, расквартированного в Финляндии.

– А кто принес это письмо? – спросил Феликс, порывистым шагом выйдя в приемную.

– Господин Дзержинский! – степенно ответствовал, поднявшийся со стула Сорокин. – Человек не изволил представиться, хотел нанести вам личный визит, но охрана не пропустила. Тогда вот и передал пакет. По виду, кажись, из офицеров. Сказал ещё, что будет дожидаться ответа там, внизу.

– Будьте любезны, Григорий Кириллович, скажите охране, что я разрешил, и проводите его ко мне.

Дзержинский в промежутках между срочными делами уже наводил справки, искал толковые кадры – разведчиков, шифровальщиков, криптографов. Совнарком постоянно требует свежую, проверенную информацию. Круг задач ВЧК расширяется с каждой неделей. А тут на ловца и зверь бежит. Причем ценный. Очень ценный! Работа под началом главного разведчика Генерального штаба Николая Степановича Батюшина, о котором много писала отечественная пресса, была более чем серьезной рекомендацией.

Через несколько минут в кабинет вошёл худощавый, подтянутый человек лет тридцати пяти, с портфелем, в военном френче, офицерских галифе и хромовых сапогах. На лице не заметно ни робости, ни волнения. В его глазах Дзержинский будто увидел отражение своего взгляда – заинтересованного, спокойного, прямого, изучающего. И это ему понравилось.

Оказалось, что Батюшин завербовал Шеваро-Войцицкого еще за пять лет до войны, будучи в то время начальником разведывательного отделения штаба Варшавского военного округа, и использовал поначалу для работы исключительно за границей. Затем он уже сам занимался подготовкой и заброской в немецкий тыл русской агентуры, неоднократно выполнял рискованные задания за линией фронта. В самый канун революции руководство переориентировало его на борьбу с немецким шпионажем и ему удалось выявить немало вражеских агентов и среди военных, и среди гражданских лиц, торговцев и банкиров.

Так что Константин Александрович Шеваро-Войцицкий обладал и необходимой подготовкой, и серьёзным опытом. Посетитель, кроме всего прочего, не преминул заметить, что остается патриотом России, а свои политические воззрения считает схожими с марксистскими.

В дальнейшем разговор зашёл о ситуации на фронте, положении в Петрограде и Финляндии, где вот-вот начнется гражданская война между красной и белой гвардией, о вмешательстве германских войск, шведском влиянии, брожении в русских гарнизонах и на базах флота, анархии, разгуле шпионажа, разворовывании военных запасов и стратегического сырья. На территории Белоруссии подняли мятеж польские полки под командованием генерала Довбор-Мусницкого, казачьим восстанием охвачена Донская область и Оренбург. На Украине власть захватила Центральная рада, завязавшая прямые сношения с германской стороной и добивающаяся полного отделения от Российской республики.

Феликс убеждался, что его собеседник неплохо информирован, сохранил важные контакты, умеет точно подмечать суть событий, демонстрирует и эрудицию, и аналитические способности, и владение методикой разведывательной работы.

В общем, когда после двух часов беседы из уст посетителя прозвучало предложение взять на себя создание особой структуры контрразведки и подобрать для нее профессиональные, проверенные кадры, Дзержинский без всякого сомнения ответил согласием. Они проговорили ещё час. Затем Дзержинский, вызвав Ильина, вернувшегося к обязанностям секретаря ВЧК и на деле подтвердившего надежность, распорядился выдать «товарищу Шеваре» мандат сотрудника ВЧК, не указывая в нем никакой конкретной должности. Длинная фамилия была преобразована в компактный псевдоним, что было вполне в духе времени.

В голове Дзержинского окончательно оформилась мысль о создании структуры, в которую никоим образом не должны проникнуть никакие, пусть даже рекомендованные сверху, «чужаки», откуда вся информация без всяческих утечек, комментариев и редактирования во всей полноте должна попадать непосредственно на его стол. Под начальством Шевары решено было создать секретное Контрразведывательное бюро (КБР). При этом хотя бы до поры до времени не фиксировать на бумаге и не афишировать ни сам факт его существования, ни круг задач, ни состав.

Вскоре начальник КРБ представил Дзержинскому подробный доклад по организации контрразведки в более широком масштабе. Но на первых порах решено было сосредоточиться на усилении работы в столице, развертывании группы в Москве, создании аппарата наружного наблюдения, параллельного уже существующему, а также агентуры в ключевых городах Германии, Финляндии, Польши и в оккупированных немцами областях, проникновении в среду расплодившихся контрабандистов, неопределившегося ещё офицерства, недовольной буржуазии.

Многие нити заговоров и саботажей вели в посольства. 21 декабря Совет народных