Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

а толку? Обывателя уже не введешь в ступор, как это было вначале. Все привыкли. Теракт. Виселица. Сибирь. Побег. Снова теракт, снова виселица или Сибирь… (И пусть, пусть общество на стороне молодых террористов, вон и Лев Толстой огрызнулся на правительство злобных вешателей: не мог молчать!) И все равно это не та революционная бешеная борьба с проклятым врагом, которой жаждет молодое благородное сердце, а… перпетуум мобиле! Вот и Лева Гольд, его дальний родственник из Одессы, седьмая вода на киселе, тоже бежал из Сибири и нелегалом, компрометируя Дмитрия, терся теперь подле него, предлагая вместе бежать к эсерам во Францию. А Дмитрию Богрову зачем куда-то бежать? Он – свободный гражданин, он и так может ехать куда душа пожелает. Он и вообще сверхлоялен к властям, он лоялен… ха-ха-ха… даже до службы в охранке, чего глупый Лева не может себе и вообразить.

И вдруг! Мысль поразила его как молния. У него перехватило дыхание, и он, пошатнувшись как пьяный, остановился посреди улицы. И долго еще пытался, не спугнув, пригасить мысль, охладить пыл, чтобы не задохнуться от счастья. И только спустя некоторое время потихоньку и бережно-осторожно стал распускать бутон своего внезапно мелькнувшего помысла в цветок.

Столыпин!

Ну конечно же, только один Столыпин достоин мести Мордки Богрова! Только Столыпина Мордко Богров желает принести в жертву. Он, лучший из всех, неуязвимый, победительный, гордый, не знающий поражений могучий великан, вдруг взявший революцию за горло и легко свернувший ей шею, когда уже никто (никто!) не мог ей противостать! Он, движущий российский корабль наперекор всем революционным стихиям и бурям в светоносную гавань прекрасного будущего. Он, сумевший разогнать сгустившиеся тучи гнева и ярости народной так, что уже никто и не вспоминал о том, как еще два-три года назад бушевал смертоносный ураган и вся их прогнившая власть висела на волоске! (О, еще бы он не помнил слова премьера, когда их повторяла вся читающая публика: и его победоносное – «Не запугаете!», и спокойно-уверенное – «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!», и настойчивое, почти требовательное – «Дайте нам двадцать лет спокойной жизни, и вы не узнаете России!»)

«Мы не дадим вам этих двадцати лет! Ни одного года, ни одного дня больше! – ликующе хотелось кричать Дмитрию. – Я! Я этого не дам, я, Мордко Богров!»

Он засмеялся. Его распирал смех. Все его маленькое, хилое тело сотрясалось от неудержимого, рвущегося из самых глубин уязвленной его души смеха. Это был смех человека, внезапно нашедшего верное решение величайшей задачи, над которой бился весь мир. И это блистательное, простое и мудрое в своей гениальности решение вызывало в нем бешеный, умопомрачительный восторг.

Он почувствовал, что вырос, стал большим, даже огромным, он уже не вмещался в эту улицу, в этот город и даже в эту страну. Он был Гулливером среди лилипутов, он уже достигал головой неба. Сердце билось и выпрыгивало из груди, и рвался, рвался наружу дикий восторг! И, не удерживая его больше внутри, он что-то выкрикнул и подпрыгнул, и стал скакать и кружиться, и скакал и кружился до тех пор, пока в изнеможении не упал прямо на землю в придорожную траву.

Летнее небо ласково синело, и нежные облачка, обдуваемые легчайшим ветром, медленно меняли свои очертания, сгущались, расплывались, и в этих меняющихся ликах небес ему все мерещилось одно и то же ненавистное лицо – лицо главного устроителя России.

Да, он его убьет. Того, в ком сосредоточилась вся сила и мощь этой страны. Он поразит их в самую сердцевину, в центр, в самое яблочко. Это будет неожиданный и сильный ход, удар, который сметет все их благодушие и торжество победы. Он снова засмеялся. Ах, какое наслаждение чувствовать себя… богом? Да! Все обиды и разочарования, все раздражения и злобы, все знаемые им в жизни радости и удовольствия – все померкло, сделалось небывшим пред этим упоительным ощущением своей несокрушимой власти. Вот они, эти маленькие насекомые, человечки, где-то внизу, под ногами громадного Богрова, еще копошатся, строят свои невозможные, смехотворные планы, обустраивают «великую Россию», празднуют свои династические юбилеи и не помышляют, что меч над их головами (его меч!) уже занесен и только от его воли зависит, когда он опустится на их плечи.

* * *

В жаркие конечные августовские дни одиннадцатого года принимал Киев – матерь городов русских – царскую семью, прибывшую на празднования в честь пятидесятилетия первой реформы Александра Второго и открытия ему памятника.

Вместе с другими высшими сановниками приехал и уже почти полуопальный Столыпин. Многие дожидались его отставки. Слишком левый для правых и слишком правый для левых, слишком молодой для высокой должности, слишком незнатный выскочка, слишком чужак, со стороны, слишком независимый, слишком самонадеянно-смелый, слишком непотопляемый, слишком (по мнению шептунов) заслоняющий уже и самого государя (!)… все слишком. Все слишком дерзостно удавалось. (И даже бомбы его не брали!) А вот наконец, долгожданно, к злорадному облегчению многих – сорвалось. И сорвалось не то чтобы совсем по пустяку, но и не по первостепенной важности принятому закону (о выборах в западное земство), проведенному Столыпиным вопреки желанию Госсовета и своим методом проведения оскорбившему как думцев, так и многозвездных государственных сановников.

Тут уж ему припомнили всё: и военно-полевые суды (для бомбистов), и «расстрелы целых кварталов» (ну как обойтись без красного словца думскому молодцу!), и почти «черносотенство» (кто еще из министров так настойчиво напирал на проведение русской линии, на осуществление русских национальных задач, предупреждая о гибели народа, забывающего о своих национальных, исторических началах!). А еще сюда же приплетя и нерушимую связь Русского государства с Православной Церковью! А еще и «ура» самодержавию: «Если быть России, то лишь при усилии всех сынов ее охранять царскую верховную власть, сковавшую Россию и оберегающую ее от распада!»

Да Господи Боже мой! Выслушивать эти шовинистические бредни многонациональной по составу думе? В многонациональной стране?! Да пусть хоть и трижды распад, лишь бы поскорее в европейскую семью демократий!

Только улюлюканьем и можно отвечать этому зарвавшемуся премьеру, совсем, видимо, потерявшему голову от своей безнаказанности.

– У России не было истории! – ревела дума. – Царское самодержавие – эта удавка на шее народа, желающего идти вместе со всем человечеством по пути прогресса! Наш многострадальный народ уже давно жаждет выбросить на свалку истории все так называемые ценности самодержавия вкупе с ценностями православия! (Ой, не слишком ли перегнули палку? Нет, ничего, аплодируют…)

И вот вокруг все еще пока что премьер-министра образовывалась та невзначай возникающая людская пустота, которая всегда образуется при падении временщика (а уже и Столыпина так обозвали), ибо у вращающихся