Безумие Гёльдерлина. Жизнь, поделенная надвое - Джорджо Агамбен

24 апреля 1849 года. С почтением, Скарданелли.

27 ноября. Попечителя Целлера сменяет доктор Эссиг.

По мнению Карла Розенкранца, надпись en kai pan, которую Гёльдерлин оставил в альбоме с пожеланиями для Гегеля, «до сих пор значится на большом листе бумаги, висящем на стене его комнаты в Тюбингене».

2 декабря. Счет от портного Фойхта.

Для господина библиотекаря Гельдерле:

Пошив брюк с теплой подкладкой 54

Пуговицы 12

Льняное сукно 55

Починка домашнего халата 10

Итого 12 флорина 17

1843

24 января. По всей видимости, примерно в этот день Гёльдерлина навестили Уланд и филолог-германист Адельберт Келлер вместе с Кристофом Швабом. По их мнению, он был «счастлив и спокоен», но его «облик внушал почтенный страх». Он написал для них «стихотворение о зиме», полное «чудесных образов и мыслей», никак, однако, «между собой не связанных (ohne Zusammenhang)». Вероятно, речь об одном из двух текстов, озаглавленных «Зима»: под первым указана дата 24 января 1676 года, под вторым – 24 января 1743 года.

Der Winter

Wenn sich das Jahr geändert, und der Schimmer

Der prächtigen Natur vorüber, blühet nimmer

Der Glanz der Jahreszeit, und schneller eilen

Die Tage dann vorbei, die langsam auch verweilen.

Der Geist des Lebens ist verschieden in den Zeiten

Der lebenden Natur, verschiedne Tage breiten

Das Glänzen aus, und immerneues Wesen

Erscheint den Menschen recht, vorzüglich und erlesen.

d.24 Januar 1676 Mit Unterthänigkeit Scardanelli.

Зима

Когда год сменяется и остается сияние

Пышной природы позади, больше не цветет

Красота сезона, и быстрей проходят[122]

Дни, что в то же время тянутся медленно.

Дух жизни различен во времена

Живущей природы, разные дни распространяют

Великолепие, и всякий раз нечто новое

Является людям, – излюбленное и избранное.

Der Winter

Wenn sich der Tag des Jahrs hinabgeneiget

Und rings das Feld mit den Gebirgen schweiget,

So glänzt das Blau des Himmels an den Tagen,

Die wie Gestirn in heitrer Höhe ragen.

Der Wechsel und die Pracht ist minder umgebreitet,

Dort, wo ein Strom hinab mit Eile gleitet,

Der Ruhe Geist ist aber in den Stunden

Der prächtigen Natur mit Tiefigkeit verbunden.

d.24 Januar 1743 Mit Unterthänigkeit Scardanelli.

Зима

Когда тот самый день года клонится к закату

И вокруг молчат поле и горы,

Так сияет голубизна неба в дни,

Которые, как звезды, проступают в светлой

                                                                вышине[123].

Изменения и пышность уже не так повсеместны,

Там, где река быстро бежит вниз,

Но дух покоя в те часы

Глубинно сочетается с великолепной природой.

24 января 1743 года. С почтением, Скарданелли.

27 января (или же в начале декабря 1842 года, сразу после выхода второго издания стихотворений) Иоганн Георг Фишер снова навещает Гёльдерлина.

«Следующая встреча произвела на нас сильное впечатление: это произошло сразу после того, как вышло карманное издание стихотворений Гёльдерлина; со мной были Ауберлен и Кристоф Шваб, впоследствии занимавшийся подготовкой других его сочинений к печати у Котты. Кристоф, сын Густава Шваба, в будущем стал профессором в Штутгарте, на этот раз он вручил Гёльдерлину экземпляр второго его сборника, тот быстро пролистал книгу, поблагодарил его кивком головы, после чего (еще раз взглянув на заголовок) сказал: “Да, эти стихотворения подлинные (echte), они мои (sie sind von mir), но имя поддельное: меня никогда в жизни не звали Гёльдерлин, я Скарданелли, или же Скалигер Роза и так далее”. Когда Ауберлен спросил его: “Господин библиотекарь, вы ведь работали и над переводами Софокла, правда?” – тот ответил: “Я пытался перевести “Эдипа”, но издатель оказался…” Это оскорбительное слово он произнес несколько раз. Тогда я обратился к нему и сказал: “Но ведь ваш “Гиперион” имел успех, а ваша почтенная Диотима была поистине благородным созданием”. Он просиял и, посчитав на пальцах, воскликнул: “Ах! Моя Диотима! Не говорите мне о ней, она подарила мне тринадцать детей. Один из них стал папой, другой султаном, третий – российским императором”. И тут же добавил на швабском диалекте: “И знаете, чем это закончилось? Он сошел с ума, с ума, с ума, с ума (Ond wisset Se, wies no ganga ischt? Närret ischt se worde, närret, närret, närret)”. Он с таким нажимом повторил это последнее слово и сопроводил его такими жестами, что мы больше не могли смотреть на его мучения, поэтому прервали припадок тем, что откланялись, он же, как обычно, ответил на это очередным “ваш покорнейший”».

(Обратите внимание на переход с литературного языка на диалект, как будто подчеркивающий осознанную, возможно наносную бессмысленность сказанного ранее.)

30 января. Из письма Лотты Циммер доктору Эссигу: «…чек за домашний халат я приложить не смогла, поскольку портной еще не закончил работу… Ваш уважаемый подопечный чувствует себя прекрасно, на этот раз он чудесно проводит зиму…»

6 февраля. Мёрике пишет Вильгельму Хартлаубу, что навестил в Нюртингене сестру Гёльдерлина, вдову профессора Бройнлина, «весьма общительную даму». «Она показала мне несколько портретов брата, среди которых – пастельный, большого формата, который он прислал ей на свадьбу», а еще она передала ему «огромную корзину, полную гёльдерлиновских рукописей. Дабы я мог спокойно ознакомиться с ними, она попросила прогреть для меня комнату наверху, там стояла мебель постарше и висели семейные портреты. Я устроился там в одиночестве, ко мне то и дело заходила девушка, вязавшая на спицах. Отвлекаться было нужно, иначе перед всей этой горой развалин немудрено было потерять голову.

Я нашел в них немало набросков стихотворений (по большей части печатных) со множеством исправлений; часто это были варианты или списки одного и того же текста (как я заметил по пометам, которые оставил своей рукой Шваб, он пользовался этими бумагами для составления своего издания, и, насколько я могу судить, это тонкая работа). Также нашел переводы Софокла (частично отпечатанные), Еврипида и Пиндара; эссе по театральному искусству; письма не самых близких друзей (Зигфрида Шмидта, Нойфера