Безумие Гёльдерлина. Жизнь, поделенная надвое - Джорджо Агамбен

решено дважды в день выделять больному дополнительную порцию вина или горячего напитка, что повлекло за собой дополнительную плату в восемь крейцеров. Я считаю правомерным не только одобрить это решение, поскольку средств на содержание моего подопечного более чем достаточно, но также позволить ему все, что может быть ему в радость, так как обеспечить ему духовные блага невозможно».

Иоганн Георг Фишер учился в Тюбингене с 1841 по 1843 год и несколько раз навещал Гёльдерлина; он посвятил поэту несколько заметок и впоследствии опубликовал их – в одном из этих текстов он рассказывает о первой встрече, предположительно произошедшей осенью 1841 года: «Когда я первый раз увиделся с Гёльдерлином, со мной был профессор Ауберлен из Базиля; подойдя к двери комнаты, мы услышали, что поэт со всей страстью отдавался своим фортепианным фантазиям. Мы постучали, не без волнения, и в ответ услышали хриплое, но уверенное: “Входите”. На наше почтенное приветствие Гёльдерлин отреагировал низким поклоном и жестами рук предложил нам сесть. На нем был домашний халат из камчатной ткани и тапочки. Представляться смысла не было, поскольку он обратился к одному из нас “ваше святейшество”, а к другому – “ваше величество”. Когда мы назвали его “господин доктор”, он тут же поправил нас: “Библиотекарь”… Первые минуты встречи с этим выдающимся человеком, которого постигло такое невыразимое горе, повергли нас в смятение, поэтому мы закономерным образом ощущали себя неловко и опасливо в разговоре с ним. Но я не могу забыть, как его лицо могло вдруг просиять, когда какой-то вопрос или чье-то имя трогали его. Я завел разговор об их первых встречах с Шиллером, что пробудило в нем воспоминания о старом друге, он возвел свои голубые глаза и воскликнул: “О, мой Шиллер, мой чудесный Шиллер!” – однако, когда речь зашла о Гёте, он заметно охладел, на лице его отразилось почти что раздражение, и он сказал лишь: “А, господин Гёте!”»

25 декабря. Гёльдерлин пишет и датирует этим днем стихотворение «Зима»:

Wenn sich das Laub auf Ebnen weit verloren,

So fällt das Weiß herunter auf die Tale,

Doch glänzend ist der Tag vom hohen Sonnenstrahle,

Es glänzt das Fest den Städten aus den Toren.

Es ist die Ruhe der Natur, des Feldes Schweigen

Ist wie des Menschen Geistigkeit, und höher zeigen

Die Unterschiede sich, dass sich zu hohem Bilde

Sich zeiget die Natur, statt mit des Frühlings Milde.

d.25 Dezember 1841 Dero unterthänigster Scardanelli.

Когда на равнине облетают листья,

Так долину укрывает белым,

И все же сияет день лучами в вышине,

Сияет праздник у городских ворот.

Это покой природы, молчание полей,

Это как человеческая духовность, и кажутся

  более ощутимыми

Различия, и в возвышенном образе

Проявляет себя природа, не так, как в пору

   нежной весны.

25 декабря 1841 года. Покорнейше ваш, Скарданелли.

1 декабря. Счет от скорняка Зегера.

Для господина библиотекаря Гёльдерлина:

Домашний колпак

из зеленого сукна 1 флорин 20 к.

1842

22 января. По просьбе попечителя Целлера профессор Гмелин подтверждает, что Гёльдерлин все еще душевнобольной:

Подтверждаю, что проживающий в нашем городе магистр Гёльдерлин по-прежнему пребывает в душевном расстройстве (in geisteskranken Zustande).

Тюбинген, 22 янв. 1842 г. Профессор док. Ф. Г. Гмелин.

Согласно примечанию, которое Кристоф Шваб оставил на одной из рукописей, Гёльдерлин в это время пишет еще одну версию стихотворения «Зима»:

Das Feld ist kahl, auf ferner Höhe glänzet

Der blaue Himmel nur, und wie die Pfade gehen,

Erscheinet die Natur, als Einerlei, das Wehen

Ist frisch, und die Natur von Helle nur umkränzet.

Der Erde Stund ist sichtbar von dem Himmel

Den ganzen Tag, in heller Nacht umgeben,

Wenn hoch erscheint von Sternen das Gewimmel,

Und geistiger das weit gedehnte Leben.

Поле голо, на отдаленных вершинах сверкает

Только голубое небо, вдоль уходящих троп

Является природа – всегда неизменна, ветерок

Свеж, и природа увенчана светом.

Земные часы можно увидеть с неба

В течение всего дня, укутанного в светлую ночь,

Когда в вышине виднеется сияние звезд

И больше наполнена духом далеко

                                       простирающаяся жизнь.

18 января. Из письма Морица Каррера Котте: «Позволю себе указать вам на одного поэта, чьи произведения выходят в вашем издательстве, и хотел бы, чтобы скромный круг ваших читателей стал шире… Речь о Гёльдерлине, предрекавшем лучшее будущее стране и церкви, величайшем элегическом поэте. Его Софокла следует, без сомнений, издать вместе с “Гиперионом” и стихотворениями, а поэтический сборник следовало бы дополнить… Его прекрасное стихотворение, сравнимое с “Гимнами ночи” Новалиса, опубликовал Арним в одной берлинской газете. Думаю, стоит добавить вступительную заметку о несчастном поэте, в частности о том, в чем смысл его “Гипериона”».

19 апреля. Из письма Лотты Циммер попечителю Целлеру: «Ваш уважаемый подопечный несколько дней чувствовал себя неважно, но сейчас ему лучше, поэтому я сходила к профессору Гмелину, он осмотрел больного, но не назначил никакого лечения. У него был сильный катар, шла кровь носом, и господин профессор сказал, что эти кровотечения весьма полезны, нужно внимательно следить за тем, что он ест и пьет. К тому же у него поднялась температура, и я дала ему лимонад вместо вина; это ему помогло, я стала приносить его несколько раз в день, в целом можете не сомневаться, у него есть все что нужно, я ничего не упускаю из виду… Не хочу ни в чем себя упрекать и мучаться совестью, если ему будет суждено покинуть этот мир, и мы сможем сказать себе, что милостиво обошлись с бедолагой, никогда не проявляли себялюбия, как, к сожалению, часто случается среди людей; также нужно поменять ему постельное белье…»

Луиза Келлер, подруга Кристофа Шваба, навещает Гёльдерлина и рисует его карандашный портрет, чтобы поместить его на фронтиспис будущего сборника стихотворений. Вечером 30 июня в доме Густава Шваба один из гостей рассказывает остальным присутствующим об этом рисунке и о том, как беседовал с его автором о Гёльдерлине: «Эта подруга [Луиза Келлер] только вернулась из Тюбингена, где, благодаря Кристофу Швабу, <…> ее пригласили домой к больному: