Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

надо было решать, ввергало его в состояние „пьянственного недоумения“ (любимое его тогдашнее выражение)». Но и соглашаться со снятием из газетных номеров острых материалов молодых сотрудников Бондарев тоже не хотел. «Он, – вспоминал Сарнов, – смело пробивал на редколлегии самые острые наши материалы». Сарнов не скрывал, что он, Рассадин и Окуджава использовали Бондарева «как тяжёлую артиллерию, как танк», который должен был поставить заслон перед очередной дурацкой статьёй какого-нибудь матёрого литначальника и одновременно пробить на газетную полосу стихи Бориса Слуцкого, Наума Коржавина или Евгения Винокурова.

Летом 1960 года Бондарев собрался в отпуск. Он не сомневался, что его отдел оставался под надёжной защитой Смирнова и Михаила Кузнецова. Но писатель ошибался. Гулиа не отказался от попыток изменить если не курс газеты, то хотя бы руководство ключевыми отделами. Он только ждал подходящего момента.

Выстрел прозвучал на летучке 12 июля 1960 года. Залп по отделу русской литературы дал новый член редколлегии «ЛГ» Георгий Радов, назначенный куратором раздела внутренней политики. Он выразил недоумение, зачем газета так много внимания уделила сборнику рассказов Виктора Конецкого «Камни под водой» (а рецензию на Конецкого написал Лев Аннинский). Заодно Радов отругал и Инну Борисову за перебор, по его мнению, с похвалами в адрес опубликованной в «Новом мире» повести Виля Липатова «Глухая мята». На основании двух рецензий Радов сделал вывод, что отдел русской литературы скатился в какую-то яму и занял неверные идейные позиции. Зацепившись за это выступление, Гулиа пошёл ещё дальше и, по сути, потребовал в отсутствие Бондарева его увольнения.

«На сегодняшний день, – заявил он, – у нас нет руководителя, даже номинального, литературным отделом, нет фактического руководителя литературным отделом, нет даже заместителя редактора литературного отдела. Значит, на сегодняшний день создаётся в „Литературной газете“ обстановка, когда неизвестно как мы работаем.

Не подумайте, что я хочу выразить неуважение к талантливым людям, которые сидят в этом отделе и работают в этом отделе, начиная с Валерия Алексеевича. Но я хочу сказать, что вы, не имея двух-трёх ответственных за литературу людей, не можете по-настоящему вести этот отдел.

Товарищи! Поэтому я призываю редакторат, секретариат Союза писателей и призываю весь наш коллектив обратить на это обстоятельство сугубое внимание.

Я имею честь, Валерий Алексеевич ‹Косолапов›, обратить внимание на то, что наш литературный отдел многие месяцы остаётся фактически без руководства. Я не хочу сказать, что вы, я, Борис Леонтьевич ‹Леонтьев›, Василий Семёнович или другие члены редколлегии не уделяют этому внимание, – это дело другое. Но постоянного, систематического, ответственного, я подчёркиваю, ответственного руководителя вопросами литературы в „Литературной газете“ нет. И этот вопрос находится сегодня в исключительно плачевном состоянии.

Несмотря на то что Феликс Кузнецов, уважаемый мною, очень молодой и талантливый человек, и другие, работающие в этом отделе, – но они не вытянут этого вопроса.

Дело не в том, что мы в литературной заметке за или против того или иного литературного процесса, или какие-либо другие огрехи у нас бывают, – нет у нас систематически ответственного за вопросы литературы.

Если мы в ближайшее время не примем серьёзных мер в этом направлении, если мы все здесь не проникнемся серьёзным чувством ответственности, я предупреждаю, что возможны всякие неожиданные промахи.

Я об этом говорил однажды. Видимо это расценили товарищи как проявление темперамента. Я сейчас об этом говорю более спокойно.

В. Ф. ЕЛИСЕЕВА

Мы-то прониклись… Это всё нужно адресовать Союзу писателей!

Г. Д. ГУЛИА

Да, я это адресую к редакторату и к секретариату Союза писателей.

Валерий Алексеевич! Я прошу Вас принять во внимание этот вопрос. Мы не можем дальше так работать, когда нет редактора по вопросам литературы, нет заместителя редактора, никого нет! Мы себя в этих вопросах ведём неумно.

Если бы я взялся, при всём своём неумении и непонимании вопросом литературы и литературоведения, разобрать, что мы пишем, а главное, о чём мы не пишем, – то я смог бы доказать, что мы не очень компетентны в вопросах литературы. Мне это очень обидно говорить, потому что и я за что-то отвечаю… Говоришь, и всё это как горох об стенку…

Я прошу, Валерий Алексеевич, рассмотреть эти вопросы и решить эти вопросы» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 4. Д. 2538. Л. 30–32).

Но при чём тут был Косолапов?! Почему Гулиа апеллировал именно к нему? Ведь в любом издании подбором кадров на ключевые должности всегда занимался непосредственно главный редактор, а не его заместители. По логике Гулиа должен был дождаться появления в редакции С. С. Смирнова. Неужели у него не хватило терпения или вопрос о положении дел в отделе литературы уже не терпел отлагательства?

Всё выяснилось просто. До Гулиа дошли слухи, что Смирнов, уставший от склок в литературном мире, запросился в отставку. Вот он и решил, что настал очень удобный момент расквитаться с Бондаревым: мол, Сергей Сергеевич, занятый решением личных дел, вряд ли найдёт время для защиты своего любимца.

В чём-то Гулиа оказался прав. Последние летучки Смирнов проводил в «ЛГ» уже без энтузиазма. Он стал поддакивать и ортодоксам, и либералам. Кардинальные решения им уже не принимались. Когда 16 августа на одной из последних летучек с его участием бондаревцы попросили Смирнова дать добро на переход на литературном фронте в наступление, Смирнов, сам до этого не раз призывавший коллег к атакам, вдруг замялся. Он с трудом выдавил из себя, что, может, и надо попробовать в каких-то дозах похулиганить на страницах газеты, но найдёт ли отдел литературы для этого незашоренных критиков. При этом защищать бондаревцев от новых нападок Гулиа Смирнов почему-то отказался.

Но неожиданно для Гулиа в поддержку Бондарева и его отдела выступал Косолапов. Правда, пока не удалось выяснить, было ли это его личным решением или так ему порекомендовало руководство отдела культуры ЦК КПСС. Что точно известно? Летом 1960 года Косолапов включил Бондарева и ещё одного члена редколлегии «ЛГ» Бориса Галина в план обмена литературных изданий стран народных демократий. Писателю предстояла трёхнедельная поездка в Чехословакию для изучения опыта работы газет «Литерарны новини» и «Культурни живот» – то есть «Новости литературы» и «Культурная жизнь». Нужно напомнить, что любая поездка за рубеж тогда была вожделенной мечтой советских людей и знаком элитарности. Естественно, Гулиа, когда об этом узнал, пришёл в ярость. И всё сделал для того, чтобы инстанции своё разрешение на поездку Бондарева отозвали.

Пока в кабинетах ЦК КПСС готовилось постановление об отставке Смирнова, редакцию «ЛГ» решил покинуть Михмат – Михаил Кузнецов.