Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Он запросился в Институт мировой литературы, и на хозяйстве в газете остался один Косолапов. Его сделали и. о. главного редактора, но никто не мог дать гарантии, избавится ли он от этой приставки. К слову, ушедшие из «Литературки» Смирнов и Кузнецов долго сохраняли с Бондаревым добрейшие отношения. Бондарев потом написал добрый отклик на путевые записки Смирнова о Кубе, а Михмат в начале 1970-х годов подготовил большую вступительную статью к первому тому собраний сочинений Бондарева. Правда, в какой-то момент эти отношения расстроились – ничто, видимо, не бывает вечным.

Оставшись без главреда, «Литературка» вернулась в пору безвременья. Газету всё больше стали наполнять случайные материалы. Отдел Бондарева попытался поднять бунт и вновь оживить главное литературное издание страны. Спровоцировал скандал Булат Окуджава. 6 сентября 1960 года он на летучке попросил коллег открыть свежий номер газеты, в котором не оказалось ни одного литературного материала. К бунту тут же присоединился Бенедикт Сарнов, заявив, что «Литературная газета», к сожалению, «теряет облик газеты литературной».

Потом в атаку пошёл Бондарев. «Если позволите мне грубо сострить, – заявил он, – может быть, настанет время, когда нашу „Литературную газету“ можно будет озаглавить с вопросительным знаком: „Литературная ли газета“?: в последнее время всё меньше и меньше выходит на полосу материалов литературы. Очень мало. Я понимаю, что какое-то время у нас не было материалов по внутреннему разделу, и тогда литературный раздел раскладывался как он мог. Ясно, что нам нужны материалы всех остальных разделов, и ясно, что эти разделы дают хорошие материалы. Но в газете всегда было тесно, невозможно повернуться, всё время встречаешь локти соседей, которые стремятся разобраться. Здесь речь идёт не только о каких-то рецензиях. Кстати, Валерий Алексеевич, однажды на редколлегии я поставил вопрос, и как будто было решено, чтобы во вторник давать полосу „Среди книг“. Я говорил, что выходит много книг, рецензии на которые нет возможности поставить в числе других наших материалов. Пусть будет два раза: во вторник и в четверг. Меня уже спрашивали в Союзе писателей, почему мы мало рецензируем книги. Вышла книга Ямпольского „Мальчик с Голубиной улицы“. Не на современную тему, но книга хорошая. Её нужно прорецензировать, – она ставится в номер, потом вылетает.

Может быть рецензия на книгу очерков. Когда мы говорим о современности, мы почему-то говорим о прозе. А куда девать книги стихов? У нас есть много рецензий на книги стихов.

Кроме рецензирования книг, мне кажется, что мы совершенно забыли о „Творческой трибуне“: её ставят, и она вылетает – и тот же Фоняков, и тот же Коржавин, который написал прекрасную статью „В защиту банальных истин“, и тот же Антонов, тот же Сарнов. У нас уже год назад, наверное, была эта рубрика. Здесь речь идёт не только о рецензиях, но и о больших статьях, которые мы даём под рубрикой „Творческая трибуна“. Без этого разговора быть не может. Одними рецензиями и отрывками из романов не отделаешься. И очень мало места для литературы, тем более что бы теснимся на одной полосе» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 4. Д. 2547. Л. 37–38).

Но разделил ли кто-то из оставшегося после отставки Смирнова руководства газеты тревогу Бондарева? Отнюдь нет. Член партбюро Е. Л. Сташевская сказала, что если в газете и мало литературы, то в этом в первую очередь следовало винить самого Бондарева. «Вы требуете больше места для того, – бросила она ему, – чтобы ещё больше ошибаться» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 4. Д. 2547. Л. 41). А потом добавила: надо чаще ходить в редакцию: «Если прямо говорить, то вы бывали эпизодически».

Многие в редакции понимали, что до назначения нового главредактора серьёзных перемен в газете ждать не стоило. По Москве ходили слухи, что в верхах рассматривались кандидатуры Валентина Катаева и Сергея Баруздина, однако инстанции окончательного решения почему-то очень долго не принимали.

Тем временем надо было формировать планы на 1961 год. Бондарев стал искать новые ходы. «У меня, – сообщил он 22 декабря 1960-го на летучке, – возникла такая криминальная мысль: ввести в газету рубрику „Новое в литературе“ и чтобы эту рубрику вёл какой-то писатель, какой-то журналист, какой-то критик. Мы очень боимся в смысле круга писателей – как это один писатель будет оценивать литературу, но в этом, мне кажется, есть что-то интересное, если найти человека с хорошим пером, и не только в литературе, а и в кино, в искусстве; один какой-то будет следить за молодыми. Это был бы постоянный автор, он бы знал, отвечал, горел бы этим, и это могло бы быть интересно.

Мне хотелось бы ещё такую рубрику „Доброго пути!“ У нас не получается, а мне хотелось бы „Мастера о молодых“. Взять какого-нибудь молодого, того же Халова, и пусть кто-то о нём напишет 15 строк, и как-то утвердить его этим.

Обзор журналов, мне кажется, нужно вести два раза в месяц, и не только центральных, но и областных.

Что делать с „Клубом“? Я очень много думал, и мне кажется, что, напечатав ещё 1–2 статьи, нужно распрощаться с этим делом, потому что пошло пережёвывание известного.

У нас „Субботняя почта“ действительно стала скучноватой. А если бы нам сделать так: мы оставим это место, но могла бы быть рубрика „Читатель и писатель“.

(В. А. КОСОЛАПОВ. Меня прельщает рубрика „Из почты читателей“).

Здесь не только отдел литературы, – здесь и международный раздел, и все. Это даст и литературе больше места, и всем остальным отделам, так же как „Дневник писателя“ стал серовато-скучным» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 4. Д. 2554. Л. 38).

Бондарев не терял надежды, что курс газеты всё-таки выправится и победит здравый смысл. Смотрите, как хорошо лично для него начался 1961 год: «ЛГ» 1 января дала главу «Новогодняя ночь» из его первого романа «Тишина». А сколько добрых слов наговорили ему коллеги на первой в наступившем году летучке! «И разумеется, – пропел 3 января песнь журналист-международник Борис Леонтьев, – очень высокую оценку надо подтвердить отрывку из нового произведения т. Бондарева. Это действительно литература хорошая, очень хороший отрывок, и очень правильно мы поступили, что не постеснялись такого большого размера и дали этот отрывок в новогодний номер» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 5. Д. 4. Л. 21).

Кстати, а какие у самого Бондарева тогда были художественные пристрастия? Что он сам любил читать и кого хотел бы видеть на страницах газеты? Частично ответы на эти вопросы можно найти в его выступлении перед слушателями Высших сценарных курсов в начале февраля 1961 года. У писателя тогда поинтересовались, кто ему близок и кого