Любовник Павлова - Ника Маслова

С вероятностью сто процентов под плинтус настроение Павлова закатал Тамерлан. Ну или то, что он сообщил — наверняка прелюбопытное.

— Нет, не хорошо, — рыкнул Павлов и принялся сдирать с себя пиджак.

Миллионер хренов, отличные ж шмотки, а он их, снимая, без всякого уважения к искусству портных швырял на пол. На рубашке пуговицу оторвал, причём с мясом — хорошая ж вещь, а он её безвозвратно испортил.

Я молчал и не двигался, ждал, что будет дальше.

Со стриптизом у Павлова не задалось. То, как он раздевался, никак не вязалось со словом секс. А вот с дракой, оружие к бою, в атаку — о да. Тигр на его татуировке агрессивно рычал — впервые несексуально.

— Подвинься, — приказал Павлов и забрался ко мне. Вода полилась на пол, но его это волновало так же, как раскиданные вокруг вещи.

Вот же чёрт. А в его спальне — джакузи, в котором поместились бы и втроём. Будь он в другом состоянии, я бы об этом непременно сказал. А сейчас решил поберечь зубы и рёбра.

Павлов наконец устроился у меня за спиной, потащил меня на себя, устроил между своих ног, обхватил руками. В тесноте, да не в обиде, как говорится, но квест он устроил нам ещё тот: в небольшой ванне мы сидели как сельди в бочке, то есть вообще неудобно.

Когда качающиеся пенные пики успокоились, я решил спросить:

— Всё настолько хреново? Хотите об этом поговорить?

— Просто молчи, — напряжённо ответил Павлов и жёстко прикусил мою шею.

Глава 18-1. Вадим. Зебра

Глава 18-1. Вадим. Зебра

Павлов действовал грубо, механически, жёстко. Лапал активно, шею и плечо прикусил, сосок больно выкрутил. Я, понятно, не хрупкая барышня, вполне мог завестись и от грубости. Как недавно на кухне, когда Павлова непонятно с чего триггернуло, и он потребовал секса. Но тогда он страшно меня захотел, и я на это повёлся. Обоюдная вспышка желания сгладила весь дискомфорт, сделала нас слепыми к вызывающей убогости обстановки.

Сейчас ситуация представлялась совершенно иной, полностью противоположной той по сути и смыслу. Павлов пытался — от слова «пытка» — возбудить не только меня, но и себя. Что со мной, что с собой получалось у него это откровенно хреново.

Его напор отнюдь не вызывал желание развести ноги и прошептать: «Бери меня, Николай Николаевич, я вся твоя». Он действовал слишком грубо, на одной только злости, и дискомфорт становился всё сильней. Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше. А то, куда это могло нас впоследствии завести — не устраивало категорически.

Я терпел сколько мог, затем сжал его руку изо всех сил, чтобы гарантированно — через боль — его протрезвить.

— Эй! Вадим, что ты творишь? — возмутился он, и я, пусть и зная, что с почти стопроцентной вероятностью огребу, откровенно сказал:

— Николай Николаевич, не нужно этого делать. Хватит уже. Мне это не нравится. Я серьёзно сейчас говорю.

Я голышом находился впритык к его голому телу, и впервые у меня не стояло. И, что важней, у него тоже толком даже не встало. Он не только меня, он себя принуждал — я это чётко видел, пусть у меня и не было глаз на затылке.

Его давление я бы сравнил с гранитной плитой. Мне следовало сделать всё, лишь бы не оказаться погребённым под нею. Выбраться сейчас, чтобы не оказаться раздавленным мокрым пятном.

— Если вам нужно расслабиться, так успокойтесь уже и расслабьтесь. Необязательно же через секс. Есть и другие способы сбросить пар, и не менее приятные.

Ни слова, ни тон я специально не подбирал. Да и зачем? Что прямо говори, что украшай финтифлюшками, суть-то от этого не изменится.

— Учить меня вздумал? — угрожающе произнёс Павлов.

— Работа у меня такая, — ответил я ровно.

Сердце запрыгало от волнения, но я решил стоять до конца. Впереди минимум два месяца тесного общения, и сейчас ну никак нельзя позволять Павлову лишнего. Сто процентов — я прав. Все же знают: как себя сразу поставишь, так и дальше пойдёт. А я в этом смысле сегодня и так допустил ошибку. Он захотел поиметь меня в грязи, и я под его желания прогнулся. Сам завёлся, и нам обоим понравилось, так что в этом плане всё ок. А в другом — ну, не очень. Павлов ведь, понятно, из тех, кому протяни палец, а они и всю руку откусят, и быстренько сожрут всего с потрохами.

На кухне его переклинило, но там он искренне хотел секса. А сейчас его переклинило уже на другом, и секс ему был, по сути, не нужен. Он хотел сбросить злость. Поиметь меня как кусок мяса. Превратить в то самое мясо, в вещь, в сливной бачок для негативных эмоций.

Так какой у меня выбор, кроме как за себя драться?

— Я к вам на работу резиновой куклой не нанимался. Вы ж сами, когда нанимали, говорили про человеческое отношение. Вот я и...

— Да, — выпалил он язвительно.

Я всё-таки повернулся к нему.

— Я по-человечески к вам отношусь. А вы... — Он смотрел на меня тяжёлым взглядом, и я вздохнул. — Не нужно так. У вас даже не стоит. — Он молчал, и я предложил: — А хотите, я массаж вам сделаю? Я умею.

Павлов моё предложение не принял. И, вообще, он упрямый кретин. Захотел настоять на своём, я не захотел его желаниям поддаться. Мы изрядно расплескали воду, борясь друг с другом. Он оказался сильней, выкрутил мне руку, и тогда я использовал последнее средство. Выплюнул стоп-слово прямо в искажённое злостью лицо.

— Что? — Он, похоже, не понял, и я мстительно повторил:

— Папочка, не делай мне больно. Я, папочка, этого не хочу.

Он отпустил меня, прикрыл ладонью рот. Не глядя на меня, пробормотал:

— Вот чёрт.

— Да уж, вы тот ещё чёрт, когда на вас какая-то дикость находит, — ответил я и, встав по весь рост, немедленно выбрался из ванны.

Разлившаяся мыльная вода превратила покрытый плиткой пол в превосходный каток. Всего один шаг, и я об этом немаловажном факте узнал. С диким грохотом шлёпнулся на задницу, ударился головой о боковую стенку ванны так, что зубы щёлкнули