Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

2. Греч Н. И. Записки о моей жизни / [соч. Н. И. Греча; изд. под ред. П. С. Усова]. – СПб.: Изд. А. С. Суворина, 1886.

3. Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. – Москва – Санкт-Петербург, ЦЕНТРПОЛИГРАФ, МиМ-Дельта, 2004.

4. Мазаев М. Н. Греч, Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). – СПб., 1890–1907.

Высшие женские Бестужевские курсы (1890, Красовский)

10-я линия ВО, 33–35

«30 ноября. [1894 г.]

Чем ближе приближается день моего совершеннолетия – тем чаще приходится слышать разговоры о моем будущем… <…>

Недавно был у нас дядя…. купец… „Вы желаете учиться?“ – спросил он меня… добродушным тоном. Я молчала, но мама тотчас рассказала за меня, что я ужасная дочь и т. п. „Совершенно лишнее дело идти вам на курсы, – авторитетно согласился с ней дядя, – туда идут те, кто без средств, а вам на что?“ Этого возражения я не ожидала, но если дядя, как человек коммерческий, переводил разговор на практическую почву, я решилась взять ему в тон. „С какой же стати мне жить весь век сложа руки?“ <…> Но дядя стоял на своем: – „Если желаешь трудиться – набери ребятишек и учи их грамоте. <…> Замуж надо тебе, вот что…“. <…> Так он и уехал от нас…сожалея о том, что у нас нет отца, который… не дал бы нам… забрать подобные опасные идеи в голову, и выдал бы нас замуж за „хороших“ людей.

<…>

13 января. [1895 г.]

В семейном кругу вновь заговорили о курсах. Мама не только не дает позволения, но… старается восстановить родных против меня…: слезами, притворством, отчаянием, любовью ко мне, дальностью расстояния, etc. <…> Видя, что я отказываюсь от папирос, предложенных дядей, меня… не без колкости спросили: „А как же будешь там-то, на курсах? Ведь все курсистки курят“. <…>…Говорили со мной мало и пренебрежительно. <…>…Вижу, что без борьбы не выйду я из моего болота. Предрассудки – такая глухая стена, которую необходимо не разбирать, а ломать силою, чтобы скорее увидеть свет… <…>

<…>

С.-Петербург, 22 августа.

…В Петербург… мы приехали вчера утром. <…>…Я поехала в Исаакиевский собор; что-то подсказывало мне: поезжай сначала туда, иначе ничего не выйдет. Я быстро вошла в собор, упала на колени в темном углу и пробормотала горячую, бессвязную молитву; потом бросилась на первую попавшуюся конку… С непривычки мне было очень неловко пересаживаться с одной конки на другую; наконец…. с помощью какого-то доброго человека, я пошла на 10-ю линию, д. № 33, [где располагались] Высшие женские курсы… Два швейцара в ливреях стояли у крыльца. Я поднялась по каменной лестнице в большую прихожую. В доме шла переделка; всюду виднелись столы, вещи, вынесенные из других комнат, стояли ведра с краской и валялись кисти.

В.О., 10-я линия, 33–35

Я спросила, можно ли видеть директора. <…> „А, это вы! Знаете, у нас из-за вас возникло целое дело!“ Я с недоумением посмотрела на него. – „Дело в том, что вы были приняты“. „Позвольте, как же это?… Я получила бумагу с отказом“. – „Вот именно. А между тем вы были приняты…. но мы получили письмо от вашей матери: она… написала…. что… вследствие разных домашних обстоятельств запрещает вам поступать на курсы. Тогда мы выслали вам бумаги с отказом“. Я слушала молча… мне нужно было сохранить приличное спокойствие… <…>

<…>

24 августа, вечером.

Я принята! О, наконец-то я добралась до пристани. Курсы для меня – пристань, с которой я отправлюсь „в плаванье по волнам моря житейского“. <…>

Попечитель был занят… Я ждала у стены в гостиной. <…> „А, это вы? Пожалуйте сюда, – проговорил он… – вот…. можете передать директору“. Я… развернула бумагу, там было написано: „Г-ну директору Высших Женских Курсов. С согласия его сиятельства, господина министра, разрешаю принять в число слушательниц с размещением в интернате“. <…>

Он подал мне руку…: „Теперь, когда вы приняты, вы должны поддерживать репутацию курсов“. – „Я буду подчиняться всем правилам, ваше превосходительство“. – „…Политикой не занимайтесь и… ведите себя так, чтобы не уронить достоинства курсов“. <…>

<…>

Интернат Высших Женских Курсов, 8 сентября.

<…> Днем был молебен. <…> Мы все подходили к кресту мимо директора и попечителя. Я стояла одна в этой шумной толпе. <…>

На другой день начались лекции… <…>

…За полчаса до начала аудитория уже переполнилась народом: всюду, где только можно было встать и сесть, даже на кафедре, так что [любимый профессор слушательниц Гревс] вошел, с трудом пробираясь… <…> И первая же лекция показала мне мое круглое невежество…» [166].

Парадные двери именно этого здания в конце XIX века манили юных девушек со всей России, мечтавших получить образование и независимость. За ними ждал их ранее недоступный, «мужской» мир науки, истории, философии, который решительным барышням открывали Менделеев, Сеченов, Введенский, Сперанский. Большинство профессоров работали безвозмездно, понимая важность высшего образования для женщин и видя, что студентки пришли сюда не из скуки или моды, а из сильного стремления к знаниям.

Елизавета Дьяконова, дочь ярославского купца, оставившая дневник своей борьбы за эмансипацию, описала преграды, которые нужно было преодолеть, чтобы войти в эти двери.

Патриархальное общество с насмешкой и даже страхом относилось к «бестужевкам» (на некоторых по пути в этот дом даже сыпались оскорбления «бесстыжевка»). Девушки, мечтавшие о независимости и карьере, казались революционерками, которые за этими стенами вот-вот получат недостающие им знания и пойдут менять мир. Опасения имели основания. Полиция регулярно докладывала лично императору о свободомыслии, запрещенной литературе, вступлению студенток в террористические организации, даже об арестах и ссылках на каторгу по политическим статьям.

Неблагонадежных активисток было в разные годы 10–20 % при общем количестве слушательниц более 10 тысяч (за 40 лет существования). Но все остальные, хоть и пассивно, тоже участвовали в жизни кружков. В год Дьяконовой выпустилось всего около 60 человек – невозможно оставаться без политической позиции в таком тесном коллективе.

Барышни, прожившие свои первые 18 лет жизни в атмосфере смирения, православия и уважения к старшим, не смея в одиночку даже отправиться на прогулку, вдруг попадали в столицу, где именно в это время царили антиправительственные настроения и постоянно готовились покушения на государственных лиц, снимали квартиры совместно с подругами, перемещались по городу без присмотра, днем на курсах открывали для себя экономику, право, историю, а вечерами ходили в