Дельфийский Оракул - Уильям Брод

маленькими оранжевыми, черными и синими карманами, зажатыми между гигантскими слоями известняков разного возраста и состава. На карте разные известняки были показаны разнообразными красками: темно-зеленой, зеленой, сине-зеленой и светло-сине-зеленой.

У него широко открылись глаза.

Он перечитал надпись на темно-зеленом известняке и перевел взгляд на храм.

Да! Цвета совпадали! У него заблестели глаза.

— Джон, — сказал де Бур, — вы мне просто не поверите! Это здесь. Нефтехимический источник именно здесь.

Он кинул карту Хейлу и радостно воскликнул:

— Это здесь, ниже святилища. Это было здесь все время.

Ничего не понимающий Хейл спросил, о чем он говорит.

— Известняк, — быстро проговорил де Бур. — Известняк под святилищем битуминозен. Он нашпигован углеводородами. В нем полно смол, может быть, недостаточно, чтобы загореться от спички, но, конечно же, достаточно, чтобы произвести газ.

Де Бур рассмеялся и показал Хейлу, о чем он говорит. Легенда была напечатана с обеих сторон карты и описывала более десятка разноцветных обозначений и условных значков. С левой стороны легенда обозначала известняк темно-зеленым цветом, называя его туро-но-сенонийским, что в терминах европейской геологии означает меловой период, время динозавров. Далее говорилось, что местный известняк этого периода битуминозен, черного или серого цвета и характеризуется вкраплением окаменелых остатков двустворчатых моллюсков, родственных нынешним устрицам. Во времена динозавров они доминировали в неглубоких тропических морях земного шара, особенно Тетиса, где строили массивные рифы, по сравнению с которыми коралловые рифы кажутся карликами.

Идея осенила американского ученого де Бура, когда он рассматривал греческую геологическую карту 1964 года. Судя по ней, скалистые породы под храмом Аполлона содержали битумный известняк, пронизанный углеводородом, что и было источником дурманящих паров.

Кроме того, участки каменистого дна не были малоприметными пятнами, которые могли затеряться в геологическом хаосе региона. Напротив, они расстилались широкими полями. Пометка на полях карты поясняла, что битуминозные слои таких отложений достигали толщины до ста метров, это больше футбольного поля. Пласты были довольно обширными и формировались миллионы лет, по мере того как несказанное количество поколений моллюсков и других живых существ рождалось и умирало на берегах и дне доисторического Тетиса.

Внимательно разглядывая карту, геолог и археолог увидели пояс битуминозного известняка темно-зеленого цвета вокруг святилища и под ним. Пояс тянулся на десятки километров. Совершенно очевидно, что в каменных глубинах под храмом Аполлона лежало немало темного, вязкого материала.

Им не верилось в такую удачу. Растроганный де Бур активно выражал благодарность Хейлу за то, что тот нашел карту. Когда восторги по поводу открытия улеглись, они заговорили о том, как странно природа распорядилась с историей: буйство древних углеводородов было условием безумия Пифии с ее многовековыми прорицаниями, видениями и конвульсиями. То, что они обнаружили, было настолько замечательным, что просто было трудно в это поверить.

Де Бур тут же отбросил свою теорию, что газы образовывались под дном Коринфского залива. Это была рабочая догадка, и в ней он больше не нуждался. Наиболее важные факторы, которые порождали вдохновение Оракула, нужно было искать гораздо ближе к месту ее пребывания, и они были намного сильнее, чем он представлял.

Де Бур вспомнил некоторые битумы, которые видел во время своих путешествий — в Пакистане, северной Греции, даже в Коннектикуте неподалеку от Уеслеана. Он брал студентов на полевые рекогносцировки по шоссе № 9 в сторону Восточного Берлина. Там, совсем рядом с дорогой, они осматривали битуминозные породы, молотком вскрывали их, и в нос им ударял специфический острый запах. Местами выход битума был таким значительным, что можно было разглядеть, как он ручейками, как асфальт, поднялся через трещины в каменной породе. Битуминозный известняк под храмом мог вырабатывать газообразные выбросы, которые поднимались на поверхность. Очень возможно, что мощные подвижки вдоль активного разлома, расщелины, которую они с Хейлом в тот самый день нанесли на карту, вызвали трение, разогревшее битум, и в процессе вытеснения более легкие фракции перешли в газообразное состояние. То же самое происходит при крекинге сырой нефти, разлагающем ее на составные части.

Да, сказал он Хейлу, землетрясения и мощные подвижки вдоль активных разломов могут создавать такое количество тепла. В некоторых случаях они могут вырабатывать газ в течение многих лет, десятилетий, веков. Столь же важно, что они раскупоривали забитые мелкой породой трещины и открывали выход газам. Он предполагал, что глубоко под храмом эпизоды разогревания породы и раскрытия выходов расщелин могли сменяться периодами стагнации, что объясняло спад активности оракулов, о чем сообщал Плутарх.

Оба они отлично понимали, что при всем этом связь между Оракулом и битумом оставалась всего лишь предположением. Но это предположение основывалось на впечатляющих фактах о строении земли под святилищем. Кусочки мозаики укладывались на свои места. Они открыли не только расщелину, но и способ, каким газы попадали в адитон и к Оракулу.

В профессиональной жизни Хейла был один печальный эпизод. Он тогда работал на археологическом раскопе. Случилось это на заре его карьеры и послужило уроком на всю жизнь. Только что закончив учебу, он руководил обследованием участка, отведенного для создания промышленной зоны графства Джефферсон, штат Кентукки, в районе Луисвилля. В его обязанности входило определить, нет ли в тех местах важных археологических артефактов и вообще древностей. Времени для обследования отвели мало, но тем не менее требовалось провести его очень внимательно. Участок находился на землях, заливаемых при паводке реки Огайо. Было известно, что там находят большое количество индейских орудий и культурных объектов тысячелетней давности, времен, когда берега реки во множестве занимали поселения коренных американцев.

Хейл принялся за дело с величайшим усердием. Он был уверен, что вот-вот сделает великое открытие, и поэтому старался все делать по правилам. Продравшись через заросли можжевельника, его бригада подошла к ручью. Там, прямо перед ними, находился большой холм. Когда-то Луисвилль славился большим количеством насыпных холмов, которые разрыли и уничтожили задолго до начала научных археологических работ. И вот теперь перед ним один, по всей видимости, нетронутый курган. Это его великий шанс. Хейл велел все бросить и копать этот холм. Дни напролет под палящим солнцем они расчищали его от кустарника, затем разметили и принялись самым усердным образом, миллиметр за миллиметром, вскрывать курган, копаясь в жирной черной земле. Хейл был уверен, что это его Троя. Он уже слышал речи и аплодисменты.

Но тут копнули, и из земли вывалился осколок стекла. Ничуть не обескураженный, Хейл сказал, что это, наверное, какой-нибудь грызун закопал или корешок растения подобрал под себя. Через несколько минут4 из земли вылез обломок кирпича, потом длинная железная цепь. Хейл велел четверым своим