Женщины в Средние века - Фрэнсис Гис

его соответствием стандартам королевского статута («пивной ассизы»). Такая надзирательница-дегустатор выполняла важные функции, связанные с оценкой характеристик напитка и контролем ценообразования. Как правило, это была ответственная, толковая, опытная крестьянка. При назначении на пост она приносила присягу, а в случае каких-либо должностных нарушений или злоупотреблений платила штраф.

В некоторых случаях женщины могли лично выступать ответчицами в манориальной курии, а иногда наравне с мужчинами несли «судебную повинность» (suit of court), то есть были обязаны участвовать в заседаниях, а значит, до известной степени признавались дееспособными лицами. Однако их административные и политические права были существенно урезаны, и в этом смысле крестьянки не сильно отличались от высокородных дам. Они не могли становиться деревенскими старостами и приставами, не могли руководить титингами – «десятками», следившими за соблюдением законности и порядка в общине, – и не входили в число наиболее уважаемых поселян, из которых вербовались присяжные манориальных курий. (Стоит оговориться, что средневековый институт присяжных представлял собой не судебную коллегию, а группу свидетелей, которые давали показания под присягой.)

В том, что касается экономической самостоятельности, прав наследования и юридических полномочий, крестьянская вдова – благодаря защищавшему ее манориальному обычаю – даже могла дать фору аристократке. Если к Элис Бенит перешли в полном объеме все земли покойного мужа, то Элеонора де Монфор могла претендовать лишь на треть имений своего первого супруга, да еще была вынуждена за них бороться. Кристина Пизанская так формулирует этот парадокс: «Пускай они [крестьянки] питаются грубым черным хлебом, молоком, свиным салом и похлебкой и пьют простую воду, пускай у них полно забот и тяжелого труда, зато их жизнь надежнее, а порой они пользуются даже бо́льшим достатком, чем дамы высшего сословия»236. Впрочем, едва ли юридические возможности могли компенсировать лишения, сопровождавшие жизнь большинства крестьянок. Дж. Чосер в «Рассказе Монастырского капеллана» ярко описывает быт одной неимущей вдовы, владелицы петуха по кличке Шантиклэр:

Был продымлен, весь в саже, дом курной,

Но пуст очаг был, и ломоть сухой

Ей запивать водою приходилось —

Ведь разносолов в доме не водилось.

<…>

Стаканчика не выпила она

Ни белого, ни красного вина.

А стол вдовы был часто впору нищим,

Лишь черное да белое шло в пищу:

Все грубый хлеб да молоко, а сала

Иль хоть яиц не часто ей хватало237.

В поэме «Символ веры Петра-пахаря», написанной особым нерифмованным стихом и принадлежащей, вероятно, перу Уильяма Ленгленда238, дается колоритное изображение бедной крестьянской пары, работающей в поле:

На нем простое платье – пошито кое-как,

И шапка прохудилась, порвалась в лоскуты,

И башмаки разлезлись и расползлись по швам;

Шагает землепашец в залатанном тряпье…

Две скудных рукавицы совсем изодрались,

Мозолистые пальцы у пахаря в грязи,

Замаранный по брюхо он комья бороздит,

Бредут пред ним четыре измученных быка,

Сколь жалки животины, сколь впалы их бока!

Жена ступает рядом, стрекалом поводя,

В коротком тощем платье чуть только до колен,

От стужи завернулась в крестьянский

        пыльный плат,

Босые ноги сбила – кровь каплет в колею.

А на краю той пашни в лукошечке с ладонь

Спеленуто в лохмотья их слабое дитя,

И близнецы-двухлетки близ братца своего;

Стенают скорбно чада, терзает сердце стон,

Поют одну лишь песню – один немолчный плач.

С тоской вздыхает пахарь, велит им перестать239.

Разумеется, далеко не все крестьянки, даже несвободные, влачили столь жалкое существование. К примеру, Элис Бенит, несмотря на крепостной статус, не бедствовала. Более того, у нее нашлось достаточно средств и практической сметки, чтобы приобрести дополнительный участок за пределами Каксхема. Еще лучше себя чувствовали единственные в общине фригольдеры – семейство эйт Грин. Неуклонно богатея, они скупали в соседних деревнях разрозненные пахотные полосы в один или пол-акра, сдавали в аренду свою каксхемскую недвижимость, успешно занимались овцеводством. В XVI веке их потомки перебрались в Хенли – искать счастье в городе – и пополнили ряды новой буржуазии.

Глава IX. Трудящаяся горожанка: Агнес ли Патиньер из Дуэ. Женщины и средневековые гильдии

В тканье была большая мастерица – / Ткачихам гентским впору подивиться»240, – пишет Чосер о Батской ткачихе. Различными видами ткацкого ремесла и сукноделия женщины занимались во все времена, но именно в эпоху Средневековья они впервые начинают играть видную роль в коммерческом производстве текстиля. Двумя крупнейшими центрами сукноделия становятся города Ипр и Гент во Фландрии – регионе на северо-западе Европы, где сама природа благоприятствовала развитию шерстяной промышленности. Англичане, как известно, разводили собственные породы длиннорунных овец. И все-таки по качеству сукна их конкуренты, жившие по другую сторону Ла-Манша, пожалуй, не знали себе равных. Почвы Фландрии идеально подходили для выращивания красильных растений, а кроме того, содержали богатые залежи сукновальной глины (фуллеровой земли) и обильно орошались речными водами, необходимыми для обработки шерстяного товара.

Интересующий нас период в истории ткачества и сукноделия ознаменован переходом от разрозненного кустарного промысла к коммерческому производству. Большинство технологических операций, связанных с изготовлением текстиля, теперь переходит в руки мужчин, но и женщины из отрасли не уходят. Напротив, в любом фламандском или итальянском центре сукноделия в новую систему организации труда оказывается вовлечена основная масса населения: мужчины, женщины и даже дети. Появление «рассеянной мануфактуры»[11] – огромная веха в хозяйственном развитии Европы. Ниже мы попытаемся разобраться, как функционировали эти средневековые предприятия и как они меняли социально-экономическое положение обоих полов. А поможет нам в этом уникальная рукопись, обнаруженная в ратуше старинного фламандского (ныне – французского) города Дуэ. Датируется она приблизительно 1286 годом и рассказывает, помимо прочего, о ремесленнице XIII века по имени Агнес ли Патиньер, которая была дочерью Дрюэна ле Патиньера и женой Жана Ду Хока. Документ состоит из одиннадцати сшитых встык листов пергамента, свернутых в свиток длиной 5,5 м. Основная часть текста представляет собой протокол судебного разбирательства. Речь идет об иске, поданном против работодателя Агнес, купца-суконщика Жана Буанброка, его бывшими работниками и некоторыми другими лицами (всего – около полусотни человек). Агнес происходила из семьи красильщиков, которые специализировались на окраске шерсти в различные оттенки синего и голубого241 с помощью пигмента, содержащегося в листьях вайды. В отдельных случаях крашение могло производиться еще до сортировки и промывки волокон, то есть применялось к необработанному сырью, но чаще окрашивалась уже готовая пряжа