Женщины в Средние века - Фрэнсис Гис

либо сукно. Для этого шерстяную ткань или нити погружали в чан с горячим красильным раствором, куда добавлялись квасцы (для закрепления краски) и древесная зола (для умягчения воды). Красильные мастера и мастерицы орудовали деревянным шестом, и тем не менее их легко можно было узнать по характерным ободкам краски под ногтями.

Дом семьи Агнес, по-видимому, стоял на берегу одного из тех каналов, что питаются водами реки Скарп, протекающей через центр Дуэ. Вероятно, то было двухэтажное деревянное здание, похожее на тысячи других жилищ, населенных местным рабочим людом. Подобно всем тогдашним городам, Дуэ по своему облику чем-то напоминал типичный городок американского Среднего Запада в XIX веке, хотя и отличался более плотной застройкой, сосредоточенной внутри городских стен. Он представлял собой неоднородную среду, соединявшую приметы городского и сельского быта: тут и там среди нагромождений угловатых жилых построек, обступавших тесные улочки и набережные, виднелись сараи и конюшни, садовые участки, поля, огороды и общественные колодцы. Буквально в каждом доме наряду с жилыми помещениями для одной или нескольких семей имелись ткацкий станок, ширильная рама и иные сукнодельческие приспособления.

Что до Буанброка, то он занимал просторный дом близ ворот Оливе в модном районе Нёвиль – Верхнем городе, где проживало большинство состоятельных купцов и аристократов. За домом, на берегу канала, находилась принадлежавшая Буанброку красильня, а рядом – ширильный цех для растягивания и выравнивания текстильного полотна. Помимо хозяйственных построек, этот средневековый магнат имел в собственности обширную жилую недвижимость, которую сдавал в аренду своим рабочим (один из обманутых им съемщиков значится среди истцов по упомянутому делу). Его коммерческие активы были разбросаны по всему Дуэ: и в историческом Нижнем городе на улице Сукновалов (Rue des Foulons), и в новом Верхнем городе, где жил он сам, и в малопрестижном районе, разделявшем Нижний и Верхний город. Там, в заболоченной низине, среди склонившегося над рекой ивняка, предприниматель владел целым кварталом домов для рабочего люда.

Суконную отрасль обслуживало не менее 25 ремесленных профессий, связанных с соответствующими технологическими этапами (очистка и чесание шерсти, прядение, тканье, промывка сукна, валяние, окраска, вытягивание, ворсование и стрижка ворса, не считая различных вспомогательных процессов). Некоторые виды работ выполнялись преимущественно мужчинами, другие считались скорее женскими, к третьим привлекались мастера обоих полов. Прядение, осуществлявшееся по старинке на ручной прялке с веретеном (самопрялка появилась лишь в конце XIII века), оставалось женским ремеслом – как и множество отделочных операций. Так повелось издавна, и эта «гендерная специализация» будет сохраняться еще не одно столетие. Что касается ткачества и крашения, то в этих профессиях труд мужчин и женщин использовался приблизительно в равной степени. (Среди тех рабочих, что подали иск против Буанброка, половину составляли женщины: 20 человек из 41.) Но еще большее значение, чем разделение труда по полу, имела обширная сеть мелких надомных мастерских – основа средневековой текстильной «протомануфактуры».

Свой процветающий бизнес Буанброк вел во Фландрии, но сырье использовал импортное. Он закупал английскую шерсть, привозил ее в Дуэ и распределял среди местных семей, занимавшихся очисткой и чесанием волокон, прядением и ткачеством. Полученную шерстяную материю он передавал для последующей обработки в мастерскую валяльщиков, затем красильщиков, далее – волочильщиков, ворсовщиков, стригальщиков. За сбыт готового товара отвечал торговый агент, отвозивший очередную партию сукна на ярмарку в один из близлежащих фламандских городов или в Шампань. Разумеется, надомная «производственная ячейка» не обязательно представляла собой стандартную семью из отца, матери и детей. Такую кустарную мастерскую могли держать, например, две-три сестры, или братья и сестры, или, скажем, мать и несколько дочерей.

Люди трудились в этих надомных производствах от восхода до захода, шесть дней в неделю, за исключением праздников. Распорядок контролировался с помощью часов на городской ратуше: ранним утром куранты отбивали начало работы, в полдень и после полудня – два перерыва на трапезу, и, наконец, вечерний звон возвещал «отбой». Все прочие аспекты трудового процесса тоже строго регламентировались. Взять, к примеру, ткачей. Формально они оставались независимыми ремесленниками, закупавшими сырье у предпринимателя и продававшими ему готовую шерстяную материю, но в реальности их правильнее считать средневековыми «пролетариями», которые трудятся на одной «фабрике» (пусть и состоящей из разрозненных подразделений) и всецело зависят от «капиталиста». Узкая ремесленная специализация была обусловлена интересами хозяина – необходимостью стандартизации всех процессов. Кроме того, мастерам запрещалось обслуживать других заказчиков, что позволяло коммерсанту минимизировать затраты на оплату труда и произвольно диктовать условия. Положение рабочих усугублялось тем, что большинство купцов состояли членами городского совета (эшевенами), то есть обладали еще и политической властью.

Система защищала предпринимателей также и от убытков, которые могли возникнуть в силу колебаний рыночной конъюнктуры, войны или иных чрезвычайных обстоятельств: на любом этапе производственного цикла коммерсант имел право попросту «самоустраниться», и тогда ткач, валяльщик или красильщик оставались без денег, с сукном на руках.

Неудивительно, что подобная эксплуатация порождала классовые конфликты. В 1245 году ткачи Дуэ вышли на забастовку, которая считается первой в истории стачкой «предпролетариата». Массовые волнения ремесленников и наемных рабочих прокатились затем по другим центрам сукноделия и потом еще продолжали сотрясать Фландрию и Италию на протяжении всего XIV века. Самое значительное выступление такого рода вспыхнуло в 1378 году во Флоренции и вошло в историю как восстание чомпи – так называли флорентийских промывальщиков и чесальщиков шерсти и других низкооплачиваемых рабочих текстильных мануфактур. (По одной из версий, слово возникло как звукоподражание и воспроизводит стук деревянных башмаков, которые носил этот «тощий» народ.) Чомпи выступили в союзе с цеховыми ремесленниками и другими рабочими, среди которых было немало женщин: прядильщиц, сновальщиц, ткачих. Протестующим удалось на короткое время захватить власть, но затем от них откололись ремесленники, решившие примкнуть к «жирным» пополанам, и это поставило крест на планах восставших. Многие бунтовщики были перебиты, и движение чомпи разгромлено.

В 1322 году в Дуэ произошел локальный конфликт, куда менее масштабный, но порожденный теми же классовыми причинами. Мишенью голодных рабочих стали торговцы зерном, которые создавали искусственный дефицит, припрятывая запасы. Восемнадцать человек, включая двух женщин, получили наказания за то, что «посреди переполненной рыночной площади» подстрекали к бунту. Всех их приговорили к пожизненному изгнанию из города, но женщинам, как уличенным в особом «злоречии», прежде отрезали языки.

Документ, сохранивший для нас детали судебного процесса против Буанброка и некоторые обстоятельства биографии Агнес ли Патиньер, – ценнейший источник, который много лучше сухих фактов обнажает внутреннюю механику и противоречия экономических отношений в средневековом городе. Агнес фигурирует в числе 45 истцов (сорок один человек – рабочие Буанброка, остальные четверо связаны с ним по другим делам). Все они принадлежат