Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

Беннигсен писал: «…Наезды казаков доставили новые доказательства о пользе этого войска при армии и тех больших услугах, которые они ей оказывали. Казаки предохраняют отряды от внезапных нападений, они доставляют сведения о движении неприятельских войск в отдаленном еще расстоянии. С величайшим искусством захватывают в плен всякий раз, когда ощущается необходимость в пленных, чтобы получить какие-либо сведения, ловко перехватывают неприятельские депеши, нередко весьма важные, утомляют набегами неприятельские войска, изнуряют его кавалерию постоянными тревогами, которые они причиняют, а также той деятельностью, осмотрительностью, бдительностью и бодрствованием, с которыми неприятельская кавалерия обязана отправлять постоянно свою службу, чтобы не быть захваченною врасплох казаками. Кроме того, они пользуются малейшею оплошностью неприятеля и немедленно заставляют его в том раскаиваться. Какое множество любопытнейших депеш было перехвачено казаками во время этой войны! Сколько взято офицеров, имевших словесные приказания для передачи! Я мог бы привести примеры замечательной сообразительности казаков. Поэтому читатель заметить, что будет мало дней, в которых я бы не упомянул о казаках и важных услугах, ими оказанных моей армии. …Мы имели несколько примеров, что они с успехом нападали на пехоту в аванпостных делах, когда численность воевавших не была слишком несоразмерна. Можно даже во многих неприятельских депешах найти самые лучшие удостоверения о полезной службе казаков»[405].

Это утверждение Беннигсена подтверждается французскими документами, в частности депешами, исходящими из штаба маршала Нея. В рапорте начальнику главного штаба Наполеона маршалу Бертье от 14 января 1807 года Ней признавался: «Нас здесь донимают и преследуют казаки, днем и ночью нападающие на наши аванпосты. Они уже взяли у нас в плен несколько гусар. Сегодня в полдень они очень близко подошли к городу; я приказал ударить тревогу и не могу достаточно нахвалиться отвагою храбрых войск, находящихся под моим начальством и той быстротою, с которой они заняли позиции»[406].

В письме маршалу Сульту от 21 января 1807 года Ней жаловался на казаков: «…Едва мы оставили Гильгенбург, как казаки немедленно его заняли; во все время нашего перехода казаки были у нас в тылу, на левом фланге и впереди. Весьма неприятно не иметь возможности скрыть от неприятеля малейшее движение от несоответствия числа кавалерии с остальной пехотой»[407].

Знаменитый французский мастер кавалерийского боя, офицер Ф. де Брак, прошедший кампанию 1807 года, писал: «Упоминая о казаках, я указывал вам на них, как на совершенный образец. Я снова подтверждаю то, что было сказано мною об этом. Некоторые офицеры, не участвовавшие в войне или участвовавшие в ней на аванпостах, считают своей обязанностью презрительно отозваться об этой кавалерии; не верьте им. Несправедливость к своему противнику есть дурная и ложная политики, и лучший способ для обогащения себя боевыми средствами заключается не в злословии, а в наблюдении. Спросите мнение, составленное о казаках нашими военными знаменитостями, каковы маршалы Сульт, Жерар, Клозель, Мезон; генералы Моран, Лаллеман, Пажоль, Кольбер, Корбино Ламарк, Преваль; спросите наших неустрашимых командиров: д, Омениля, Фарина и других, одним словом, спросите всякого настоящего боевого офицера, и они скажут вам, что легкие кавалеристы, которые подобно казакам, окружают армию бдительной и непроницаемой сетью, и, защищая ее, вместе с тем утомляют неприятеля, постоянно наносят удары и редко сами подвергаются им, прекрасно и вполне удовлетворяют назначению какой бы то ни было легкой кавалерии»[408].

С окончанием военных действий Платов отдал по корпусу приказ, в котором говорилось: «Война с французами кончена благополучно, в течение которой за оказанные в разных случаях в сражениях оными полками над французами победы, Государь Император лично мне соизволил приказать объявить всему походному войску Его Императорского Величества признательность и благоволение и, в знак особливой Великомонаршей милости Его Величества к Войску Донскому за храбрости и неустрашимости оного, удостоит Войско Донское своей Высочайшей грамотой.

Я, по начальству моему, будучи личным свидетелем, генералитет, штаб- и обер-офицеров, урядников и казаков, не только непременной обязанностью моей поставляю, но даже душевным удовольствием моим от себя и от лица Войска, которому приобрели сочлены его в минувшую кампанию храбрыми и неутомимыми своими подвигами, денно и нощно, новую славу и Высочайшую милость, приношу мою должную благодарность, уверяясь, впрочем, что оные полки, пользуясь Высочайшим Его Императорского Величества благоволением, всегда движимы будут рвением и усердием к пользе службы и потщатся впредь усугубить подвиги свои во славу нашего Донского Войска. Все, отличившиеся храбростью против французов и рекомендованные начальниками своими, получат награждение. Господа полковые командиры имеют сию мою благодарность вычесть при собрании всех чинов и казаков, объявив им притом, что усердная служба от Всемилостивейшего Государя Императора нашего никогда без награждения не останется»[409].

В этом приказе атаман не сказал о потерях своего корпуса, а они были следующими: убито 2 штаб-офицера и 7 обер-офицеров, 16 урядников и 169 казаков: ранено – 1 штаб- и 21 обер-офицер, 34 урядника и 397 казаков[410].

После этой кампании имя атамана Платова и деяния его донцов стали широко известны в Западной Европе. Слава «сынов Тихого Дона» перешагнула пролив Ла-Манш и достигла берегов туманного Альбиона, в то время союзника России в борьбе с Наполеоном. Английские и русские газеты наперебой печатали обширные материалы о тактике действий, бесстрашии, ловкости и неутомимости донских казаков и их атамана, подробно описывая внешность и вооружение сынов Тихого Дона. «Атаман Платов прогремел в Европе за подвиги, совершенные во время кампании 1807 года», – отметил Денис Давыдов[411].

Имя атамана Платова и его казаков еще шире стало известно и в России. «Платов и его казаки вошли в моду в Петербурге, где всегда ко всяким событиям относятся уж слишком пристрастно. Правда, казаки хорошо послужили в прусскую кампанию…», – писал завидовавший славе Платова и его донцов граф Александр Ланжерон[412].

Первый поэт России Гаврила Романович Державин откликнулся на подвиги Платова и его казаков в кампании 1807 года стихотворением «Атаману и Войску Донскому», написанном в мае 1807 года:

Платов! Европе уж известно,

Что сил донских ты страшный вождь

Врасплох, как бы колдун, всеместно

Падешь, как снег, ты с туч иль дождь.

По черных воронов полету

По дыму, гулу, мхам, звездам,

По рыску волчью видя мету,

Подходишь к вражьим вдруг носам;

И зря на туск, на блеск червонца

По солнцу или противу солнца

Свой учреждаешь ертаул

И тайный ставишь караул.

В траве идешь – с травою равен;

В лесу – и равен лес главой;

На конь вскакнёшь