Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

первенцем. Моя любимая дедушкина история – единственная, которую он мне когда-либо рассказывал: «На встречу с твоим папой в роддоме я надел белую парадную форму, чтобы он гордился мной».

Я вижу это прямо как на фотографии. Почти двухметровый Большой Джим, симпатичный, узколицый и голубоглазый, стоит по стойке смирно перед детской кроваткой в роддоме и ждет, что им восхитятся.

Мы приехали на Блэк-Крик-Лэйн и вылезли из машины. В дверях появилась бабушка. Джинни была не склонной к шуткам серьезной дамой с прямой стрижкой и вставной челюстью. Такие обычно председательствуют во всех женских комитетах и играют в гольф в штанах, которыми можно полностью накрыть двухместное кресло-кровать. Наклонившись ко мне, она произнесла: «Чмок-чмок!» Похожий на засушенного Санта-Клауса дед, высокий, худой и с огоньком в глазах, приосанился и протянул руку: «Ну, привет!»

Мы с братом тащили свои пожитки.

«Что это у вас там?» – поинтересовался Большой Джим. Брат продемонстрировал свою очередную портативную игровую приставку.

«А это просто одеяло. Оно со мной уже лет сто», – сказала я.

Бабушка помрачнела: «Тебе сколько? Пятнадцать?»

Я кивнула.

«Многовато для такой ерунды», – фыркнула она и пошла на кухню.

Индейка запекалась уже какое-то время, но дивного аромата не было. Мама почуяла недоброе: «А когда птичку туда отправили?»

«О, я не помню».

Джинни была никудышной хозяйкой и даже не пыталась притворяться, что это не так. Папа рассказывал, как однажды вечером она второпях перепутала консервные банки и накормила своих сыновей макаронами с собачьим кормом.

«И вам ведь понравилось!» – смеялась Джинни.

Для детей у деда было несколько трюков. Он мог ущипнуть тебя за нос, потом сказать, что оторвал его, и показать кулак с торчащим наружу большим пальцем. Это было настолько убедительным доказательством, что любой ребенок младше шести хватался за лицо, чтобы проверить, все ли на месте. Еще он грозился поднять в воздух за уши тех, кто будет его сердить. Устоять перед такой перспективой не может ни один ребенок, так что мы немедленно начинали выбешивать его. Самым простым способом сделать это было назвать его «дедулей». Это заставляло его ощутить себя стариком. Мы окружали его и говорили: «Привет, дедуль!», а он исполнял свой трюк: вставал сзади, брался за твои уши обеими руками и поднимал в воздух. На самом деле, он держал вес твоего тела своим плотно прижатым торсом, но все равно было похоже, будто тебя подвесили за уши. Но тема с нежеланием ощущать себя стариком была абсолютно серьезной.

«Не вздумайте мчаться к моему смертному одру, – с видимым удовольствием инструктировал он нас. – Если я очнусь и увижу всех вас, то пойму, что умираю. Ни в коем случае так не делайте».

Когда мой дед действительно умирал в больнице в возрасте за восемьдесят, мой папа и его братья навещали его в палате поочередно. Большой Джим говорил также, что во избежание соперничества никому из его детей не будет позволено выступить на панихиде по нему. Соответственно, никто и не выступил.

Главный же трюк моего деда, от которого мы просто визжали, был так называемый индейский мертвый захват. Мы сидели со скрещенными ногами в позе, которую в белых семьях вроде моей называли индейской. Дед протягивал руку и хватался за твою нижнюю лодыжку. Распрямить ноги в этом случае было невозможно. Можно было изгибаться сколько угодно, но высвободить нижнюю ногу было нельзя. Тебя мгновенно накрывало страхом замкнутого пространства, и когда через несколько секунд он отпускал твою ногу, эффект был просто головокружительным.

Именно этим и занимались мой брат и дед, пока я убирала свой рюкзак с плеером, микстейпами и одеялом. Бабушка подтвердила маме, что к нам присоединятся дядя Майкл и его семья.

«А какого размера эта индейка?»

«Ну, примерно вот такая», – показала руками Джинни.

«Только одна?»

«Так, короче, кто хочет выпить?» – сказала на это моя бабушка.

Родители отказались, а мы с братом получили по газировке. Так это называлось в Сент-Луисе. Нашей любимой была Mr. Pibb (примерный аналог Dr. Pepper. – Прим. пер.). При ее виде мама поморщилась.

Дед отпустил брата и повернулся ко мне: «Ну, и как там эта школа в, хм, Новой Англии?»

«Хорошая, спасибо».

«Кучу всего нового узнаешь там, да?»

«Ну да».

Скачок напряжения.

«Ну и хорошо, – сказал он. – Джинни, я сделаю коктейли».

Я пошла обратно на кухню. Я всегда на мгновение останавливалсь, прежде чем войти туда. Мне казалось, что если я буду достаточно быстра и незаметна, то успею мельком увидеть моего папу ребенком, запрыгивающим на свой стул. Большеухого, спортивного, знаменитого своими школьными успехами. Впрочем, мне хватило бы и каких-нибудь каракулей на стене или вмятины на плинтусе.

На кухне нас встретила афроамериканка Роуз, работавшая экономкой у бабушки с дедушкой вот уже больше тридцати лет. Передних зубов у Роуз не было, передвигалась она беззвучно. Ее волосы были забраны в тугой пучок на затылке. Хотя Роуз было уже хорошо за пятьдесят, ее кожа была совершенно гладкой и бархатистой на ощупь. Рядом с ней мы выглядели шумной и самодовольной пестрой компанией. Роуз нянчила всех моих кузин и кузенов и была сиделкой моих прабабушек. Добавить что-то к этому банальному образу я не могу, поскольку никаких сведений о жизни и личности Роуз у меня, разумеется, нет. Для нас она была просто ангелом. И мне было достаточно того, что в доме родителей моего папы она была единственной, кто опускался на пол, чтобы поговорить с ребенком.

Я показала ей свое одеяльце. Она пощупала уголок и сказала: «Да, помню». Я поверила ей. Роуз крепко обняла меня и мое одеяльце. Мои выдающиеся сиськи тесно прижались к ее худой груди.

В своей блестящей автобиографической книге «Черный лед» Лорен Кэри, окончившая школу Св. Павла в 1974 году, пишет о браваде, с которой она переступила порог этой школы, будучи одной из ее первых чернокожих учениц:

«Я и не знала, что принадлежность к привилегированному классу может предоставлять дополнительные преимущества. Наоборот, я считала богатых белых пуделями – такие же взбалмошные породистые вырожденцы. Вся эта изнеженность и вседозволенность выйдет им боком, когда они столкнутся с теми, кто жил реальной жизнью в реальном мире».

Соглашусь с Кэри: я была если и не пуделем, то абсолютно точно дурочкой. Понимание того, что я слишком мало знаю о жизни за пределами моего узкого мирка, делало меня скорее робкой, чем здравомыслящей. Я знала, что Роуз живет в реальном мире. Господи, да у нее же зубов не хватает. Но кроме того я видела доказательство жизненных тягот в