Перед лицом закона - Иван Абрамович Неручев

делал все, чтобы свою мечту претворить в жизнь. Не вышло… Тяжко ошибся. Извинительна ли эта ошибка? Безусловно. Он не толкал жену на моральное преступление. Он не мог предусмотреть, а тем более предупредить его.

Скородумова вскрикнула и опустилась на стул.

Судебное заседание пришлось прервать.

Не ожидая нового вызова в суд, Скородумова явилась к судье Курскому с просьбой уделить ей несколько минут. Пусть он распространит и на нее, истерзанную страданиями женщину, свою житейскую мудрость, поможет ей выбраться из тупика. Что, вообще, ей делать?

— Я мог бы вас, ответчица, не принять, — мягко сказал Курский, — но решил все же дать вам кое-какие разъяснения: все вопросы, которые вы хотели выяснить, мы выясним в судебном заседании.

— Но у меня всего лишь один вопрос: есть у меня надежда выиграть дело, сохранить свою семью?

— Главнейший вопрос в любом деле. На него судьи отвечают только в совещательной комнате.

— Но вы же человек, — скажите свое мнение: вы лично-то как думаете?

— Если я скажу «нет», вы вправе сделать отвод; если я скажу «да», ваш муж выразит мне недоверие.

— Странная, недоступная обычным смертным математика.

— Таково веление закона. Прокурору, адвокату, истцам, ответчикам, наконец подсудимым — всем можно высказываться по существу, и нам тоже можно, но, повторяю, только в совещательной комнате.

— Но позвольте…

— Я все сказал, гражданка!

После двухдневного перерыва судебное заседание возобновилось.

Решение народного суда:

брак Скородумовых расторгнуть;

Скородумову Маргариту Сергеевну лишить материнских прав на покинутого ею ребенка;

учитывая согласие отца, Ивана Ильича Скородумова, удовлетворить просьбу соистицы Галины Викторовны Бесединой о сохранении за нею права удочерения Веры.

Случилось маловероятное: Маргарита Сергеевна не обжаловала решения суда.

Курский позвонил по телефону Ивану Ильичу: не мог бы он в свободное время зайти к нему в суд?

Очень вежливое и вместе с тем настораживающее приглашение, особенно это «в свободное время». Конечно, Скородумов, бросив все свои дела, поспешил навестить судью.

Курский принял Ивана Ильича в совещательной комнате, один на один. Вышел из-за стола и тепло пожал руку. Они сели за приставной столик, что ободрило Ивана Ильича: такой жест судьи, пожалуй, исключает неблагоприятный ход беседы.

— Простите, Иван Ильич, великодушно, что потревожил вас. У меня возникло к вам несколько, так сказать, приватных вопросов, к прямой судебной деятельности они не имеют отношения.

— Я весь внимание, товарищ судья!..

— Меня зовут Александр Иванович, — Курский сердечно улыбался. — Все эти три месяца после суда ваша супруга не выходила у меня из головы: правильно ли мы с вами сделали, что успокоились?..

— Я не понимаю вас, Александр Иванович.

— Ничего удивительного, вам понять меня сейчас нелегко, тем более что я только-только стал понимать себя, свою озабоченность. И это после трех месяцев поисков, нелегких раздумий… Вы знаете, что сейчас с вашей супругой?

— Понятия не имею! — Иван Ильич потускнел, насторожился.

— Почему она не обжаловала решения, так легко смирилась?

— Тоже не ведаю, это кажется странным и мне… У вас что — есть что-то неприятное?!

— Нет, нет, тут ничего трагического быть не должно, тем не менее… — Курский задумался.

Иван Ильич уже не на шутку заволновался. Александру Ивановичу это понравилось: он не ошибся в Скородумове, озлобленность против Маргариты Сергеевны не задавила в нем человеческое, он, видимо, не прочь ее пожалеть.

— Вам не кажется ли, Иван Ильич, что ваша бывшая супруга может сбиться с пути?..

— Сама себя раба бьет…

— Мудрость неплохая, но однозначное приятие этой мудрости не годится и даже опасно. Маргарита Сергеевна очень сильно вас любила и, возможно, продолжает любить, что является ее бесспорным достоинством…

— Но…

— Одну минуточку, Иван Ильич, выслушайте меня до конца. Она безобразно поступила с ребенком, правильную дала оценку своему поступку, назвав себя матерью-преступницей. У суда не было необходимости углублять вопрос о причинах этого ее шага. В частном порядке я узнал у специалистов, почему происходят подобного рода явления среди матерей, почему они оставляют младенцев. Главная причина — патологически ослабленное или вовсе отсутствующее чувство материнства. У вашей бывшей супруги это прослеживается на всем ее жизненном пути чуть ли не классически. Конечно, нужен был толчок: ревность, больше чем безрассудная, дикая, невозможно осложнившая всю вашу семейную жизнь. Как угодно, но мне по-человечески жаль эту несчастную женщину… А сейчас ваше слово, Иван Ильич, хотя я сказал не все, главное впереди.

— Я не знаю… я в большом затруднении… не понимаю вас, Александр Иванович… Вы же судили, вы признали… Выходит, теперь как бы на попятную…

— Вы не совсем правильно меня понимаете…

— Я правильно понял вас в одном: вы хотите от меня каких-то действий в пользу матери-преступницы, но, знайте, я непоколебим. Мы навсегда останемся посторонними.

— Слава богу, что не сказали «чужими». Тут за вами бесспорное право, которое к тому же теперь закреплено решением народного суда, вошедшим в законную силу.

— Прошу прощения, Александр Иванович, но вы, юристы, в самом деле народ особенный, сложный, не исключено — даже опасный… Что вы делаете со мной? Куда клоните? Давайте говорить начистоту, по-мужски!

— Что ж, не возражаю, давайте поговорим начистоту… На днях у меня была ваша бывшая супруга. Она в отчаянии. Просила помочь ей. Я осторожно повел речь о ее учебе: не хотела ли бы она вернуться в торговый техникум? Разумеется, на общих основаниях, со сдачей экзаменов. Она ухватилась за эту мысль, но сослалась на материальные затруднения, которые могут помешать ей должным образом подготовиться к вступительным экзаменам.

Немного помолчав, Курский продолжал:

— Ей, разумеется, для подготовки потребуется немалый срок. С работой по найму эту подготовку не совместить или очень трудно…

— Я понимаю: вы, конечно, хотите, чтобы я принял участие, оказал материальную помощь…

— Вы, Иван Ильич, правильно меня помяли. Вы можете изыскать такую возможность?

— Что за разговор, и я, искренне скажу, не прочь, и даже охотно.

— Мне приятно, что я в вас не ошибся… Я же со своей стороны, в виде исключения, готов использовать свое служебное положение судьи: один из руководителей техникума — наш долголетний заседатель. В техникуме могут облегчить ей подготовку, у них, кажется, есть подготовительное отделение…

Девять месяцев спустя Маргарита Сергеевна успешно сдала вступительные экзамены, ее зачислили на стипендию, но Иван Ильич решил оказывать ей материальную помощь до окончания техникума…

Дни после суда принесли с собой много радости: милая, славная Верунчик щебечет веселым птенчиком, словно понимает, что произошло, счастлива, что ее не разлучили с мамой. Однако тревоги тоже часто посещают Галю. Как знать, что замыслила Маргарита Сергеевна? Она не обжаловала решение… Нет ли тут какой-нибудь хитрости? Не помирились бы! Вмешательство судьи и доброта Ивана Ильича