Перед лицом закона - Иван Абрамович Неручев

Фунтиков помрачнел.

— Прошу не сетовать: другой работы предложить вам не могу. Я больше вас не задерживаю.

— Я буду жаловаться в Москву, лично поеду в министерство, но своего добьюсь.

— Говоря откровенно, вы уже добились своего.

— Вы не имеете права глумиться!

— Я имею право по своей должности и по совести сказать вам правду.

Рубиносов встал, с ненавистью посмотрел на Фунтикова и, не попрощавшись, оставил его кабинет.

Никанор Андреевич все рассказал жене. Он оскорблен таким предложением. Принять его — значит, согласиться, что он конченый человек.

— Ты понимаешь, что это означает? Я, твой муж, уже не я, не человек, а архивная крыса. Вот кем был бы я, Никанор Андреевич Рубиносов, если бы принял это предложение.

— Но почему, Никанор? Подумай, что ты говоришь! У нас всякий труд в почете.

— Почет!.. Не говори прописных истин.

— Ты же сам сколько раз говорил!

— Да, говорил, а, видать, плохо знал, что прописная истина — одно, а жизнь — другое. Видишь, как она обернулась!

— Смотри, Никанор…

— Что каркаешь? Что «смотри»?! Упасть перед ними на брюхо? Ни за что!

— Что с тобой, Никанор?! Перед кем это «перед ними»? И разве ты сам не признал своих ошибок?

— Кто не делает ошибок! Разве в ошибках дело? В зависти все зло, вся наша беда! Дружки мои — мерзавцы, доносчики…

Спор перешел в ссору.

Никанор Андреевич неистовствовал, оскорблял жену.

К чести Екатерины Акимовны, она не отвечала ему тем же, что нередко бывает при семейных распрях.

И она победила. Рубиносов, скрепя сердце, пошел на работу в архив. Однако в семье лучше не стало. Никанор Андреевич запил, почти ежедневно появлялся домой поздно вечером, пьяный, глумился над женой, детьми. И куда только делись его вежливость, добрые чувства, гордость за свою семью!

И опять, к чести Екатерины Акимовны, нужно заметить: она вела себя сдержанно, на брань не отвечала бранью, на упреки упреками. Она считала — у мужа нервное расстройство, оно пройдет, он поправится и будет прежним, добрым Никанором…

Однако не оправдались ее надежды…

НОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ

У Владимира — старшего из детей — поведение отца вызывало отвращение. Нельзя так больше жить. Надо пойти туда, где работает отец, и рассказать обо всем. Мать соглашалась с мальчиком, обещала сходить, один раз даже сказала, что была у самого большого начальника и тот обещал помочь. На самом же деле она никуда не ходила, ни с кем не говорила: ей было стыдно посвящать посторонних в свое семенное несчастье.

Так прошло два года. Дома по-прежнему было плохо. Владимир теперь часто заходил к своим школьным товарищам — якобы вместе легче заниматься — и подчас оставался даже ночевать. Но не совместные занятия влекли его туда: он с обостренным вниманием присматривался к их жизни, быту, к взаимоотношениям родителей. Ничего схожего с тем, что творилось у них дома… Если и возникали недоразумения, то разрешались они без брани и уж, конечно, без кулаков.

Владимир несколько раз пытался объясниться с отцом. Никанор Андреевич уже не бил Володю. Как-то, спасаясь от очередной оплеухи, мальчик с недетской силой сжал руку отца, и тот сделал для себя вывод: паренек вырос, кулакам теперь волю не дашь!

— Не морочь мне голову, — неизменно отвечал Рубиносов на просьбы сына бросить пить водку.

— Ты же губишь себя, папа… Мама страдает, всем нам плохо. Почему наша семья должна быть последней в городе?!

— Я что сказал: не морочь мне голову!

— Зачем ты пьешь, ну зачем? Ведь каждый человек может не пить!

— Ишь, какой философ! Но только давно известно: яйца курицу не учат… Поживи с мое, щенок.

— Ты не курица, а я не яйцо, мы с тобой люди!

— Смотри, как разошелся?! Мать, поди, настроила. Очень хорошо! Я вам покажу, себе рады не будете…

И Никанор Андреевич снова начинал куражиться, сыпал отборной руганью, грозил истребить всю семью. Рано или поздно он это непременно сделает, прежде всего покончит с ненавистной женой, только она виновата в его беде, она наградила его вот этим прожорливым выводком, она связала его по рукам и ногам своей кошачьей привязанностью, она не создала в доме в свое время уюта, почему он и вынужден был шататься по пивным и ресторанам со всякого рода проходимцами, которые и предали его…

Дети жались по углам, дрожа и тихо всхлипывая.

Перед Володей все отчетливее вставал вопрос: как быть, что делать дальше? Если бы отец не пил, на его заработок можно жить, тем более что мать стала прирабатывать.

Когда мать работала, Володя готовил обед, стирал белье. Учиться стало труднее, но он не уступал своего первого места в классе. Все было бы ничего, будь отец человеком. Надо все же что-то делать, надо что-то делать…

МАНЕВРИРОВАНИЕ

В одну из бессонных ночей, после очередного скандала, Володя решил: завтра по окончании уроков он направится к тому самому большому начальнику, о котором говорила мать. Узнал его фамилию — Фунтиков. Должен же тот наконец принять меры!

Фунтиков, с добродушным полным лицом, ласковыми карими глазами, встретил Володю приветливо, внимательно выслушал его сбивчивый рассказ и, когда паренек смолк, задал вопрос:

— Мама куда-нибудь жаловалась на отца?

— Кроме вас, никуда…

— Кроме меня?!

— Да, вы обещали помочь, мама мне все рассказала…

— Так, так, — Фунтиков несколько замялся. — Ты хорошо сделал, что пришел… Не волнуйся, и мама пусть не волнуется: мы постараемся образумить твоего отца. На службе, между прочим, мы не имеем к нему претензий.

Фунтиков сказал неправду. Они имели претензии к Рубиносову: неважно он работал. А внешний облик? Одутловатое лицо, мешки под глазами, водочным перегаром разит.

Зачем понадобилось Фунтикову смягчать перед Володей положение — трудно сказать. На этот вопрос, пожалуй, не смог бы ответить тогда даже он сам. Он ответил на него значительно позже и при весьма горестных обстоятельствах.

Получив заверение от Фунтикова, что их разговор будет сохранен в тайне от отца, Володя поведал о нем матери.

— Что ты наделал, — воскликнула она, — сыночек, милый!

Ей было невыносимо стыдно выносить сор из избы. Кроме того, она боялась, что Фунтиков вмешается, к ним придут, ужасы их жизни станут известны всем. Никанор и без того значится человеком с изъяном. Все вместе взятое может привести к тому, что его снова снимут с работы! Что тогда делать? Сейчас они живут хуже, но все-таки живут… Хотя бы успеть поставить на ноги Володю… Надо повременить с Фунтиковым, надо повременить.

Екатерина Акимовна поспешила к Фунтикову. Она без особого труда уговорила его остаться пока в стороне, дать им возможность