Перед лицом закона - Иван Абрамович Неручев

В тот же день вечером Екатерина Акимовна взялась за сына:

— Ты знаешь, Володя, — тихо обратилась она к сыну, — твои визит возымел действие: меня вызывал Фунтиков, я была у него и подробно беседовала с ним об отце…

— И что же? — с надеждой спросил Володя. — Расскажи, пожалуйста!

— Рассказывать нечего. Он обещал принять меры…

— А какие меры? — спрашивал Володя. — Что он намерен делать?

— Он человек умный и знает, что надо делать. А мне неловко было его спрашивать… Ты лучше послушай вот о чем. Фунтиков посоветовал мне, как матери, и просил тебе об этом передать, чтобы ты больше не вмешивался в дела взрослых, — это, считает товарищ Фунтиков, крайне непедагогично… Да, родной, он так и сказал непедагогично! Мы сами, дескать, справимся.

— Вот и хорошо, мама, пусть справляется…

— Но на это потребуется время, а ты не беспокойся. Больше думай о школе, о занятиях.

Володя сел за уроки. Он смотрел в раскрытый учебник, но думал о другом: «Мама говорит не то… они что-то с Фунтиковым задумали. Но что? Хорошо, если отец угомонится… А если нет?»

ЛЮБОРЕЧЕНЬКО

Как-то Владимир шел из школы. По пути у одной из пивных увидел толпу. Остановился. Усатый сержант милиции пытался увести мужчину лет сорока пяти. Тот ожесточенно сопротивлялся:

— Закон, милейший, закон! — орал он во все горло. — Беззакония вам никто не позволит, хотя вы в некотором роде и власть… Не трожь, говорю! Да, я выпил и даже закусил чесноком — лечился от импортного гриппа. Пил-то я не за счет милиции, а за свой, на трудовые деньги, и чеснок ел собственный, сам вырастил…

Кто-то из толпы выкрикнул:

— Умнейший человек, а его хотят в милицию… Не одобряю!..

— Покорно благодарю за моральную поддержку… Я не приставал к женщине, а ухаживал. Я хотел поцеловать ее руку, а она: «Нахал!» Как вам нравится такое бесцеремонное обращение с интеллигентным человеком? Стерва она — я это ей в глаза сказал и повторю где угодно и когда угодно… Стерва и свинья, хамка! Сначала в тонкостях души научись разбираться, а затем можешь модную шляпку на свою дурную башку напяливать… Правильно я говорю, граждане?..

В толпе зубоскалили, никто и не думал помочь сержанту. Пьяница вырвал у него свисток и швырнул в сторону.

— Гражданин, я вас по-хорошему прошу пройти со мной в милицию, там мы во всем разберемся…

— Тебе нужно, ты и разбирайся. — Пьяный весь напружинился, толкнул сержанта и попытался вырваться из круга зевак.

Сержант изловчился и схватил дебошира за руку, в другую вцепился Владимир.

— Я помогу вам, — сказал он сержанту.

Пьяный злобно сверкнул глазами на неожиданного помощника милиции:

— Нельзя ли чуточку повежливей! Обрадовался, что господь бог наградил дурня железными клещами… Не жми, говорю, чертов сын, больно же!

Сержант и Володя молча повели пожилого хулигана в милицию.

Что-то общее было между этим хулиганом и отцом: та же тупость на обрюзглом лице, та же грубость, то же неуважение к женщине. Володя и сейчас, в отделении милиции, рассматривал задержанного. Однако через минуту спохватился — тут ему больше делать нечего — и направился к выходу. Его остановил сержант:

— Товарищ, на одну минутку, подпишите акт и оставьте свой адрес…

— Этот паршивец уже подписал акт, — закатывая рукава рубашки, захныкал хулиган. — Вот, полюбуйтесь!

В дежурную комнату вошел начальник отделения, майор милиции Любореченько.

— А ну, ну, покажи свои раны, боец, — с легким украинским акцентом обратился майор к хулигану. — Не совсем деликатно — пережато, ничего не скажешь… А кто виновник?

Все молчали. Сержант старательно писал протокол. Хулиган, поняв иронию начальника милиции, тоже молчал. Володя растерялся: может быть, в самом деле, он слишком увлекся?

— Я не умышленно, товарищ начальник… У него просто квелое тело…

— Квелое, квелое, — передразнил Володю хулиган. — Оно, это квелое теле, не тебе принадлежит, и нечего было его трогать.

— Правильное замечание, — продолжал шутить Любореченько. Он подошел к Владимиру: — Так это, оказывается, ты, парнишечка, помог сержанту?

— Здорово помог, товарищ начальник, — оторвался от протокола сержант, — без него мне туго пришлось бы!..

— Что ж, объявим твоему помощнику от лица службы благодарность, — сказал Любореченько. — А ну-ка, парнишечка, пройдем на минутку ко мне.

Володя совсем иными представлял себе начальников милиции: грозными, сухими. А этот даже предложил потягаться. Усадил Володю за круглый столик, сел напротив, поставили они локти на столик, взяли друг друга за руки, и Любореченько весело скомандовал:

— Начали!

Силы оказались почти равными, несмотря на то что Любореченько весил раза в два больше.

Одолел Любореченько. Разминая намятую руку, он удивленно сказал:

— Ну и ну! Птичка-невеличка, а лапки крепенькие… Приглашаю тебя к нам в народную дружину… Идет?

— Мне учиться надо…

— Одно другому не помешает. Мы тебя обучим кое-каким приемам — с твоими лапками знаешь что из тебя может получиться?

И Любореченько тут же показал несколько приемов. Владимир заинтересовался и дал согласие помогать милиции.

Владимир сдержал слово. Однажды принял участие в серьезной милицейской ночной операции, ему выдали денежную премию и объявили благодарность. У Володи появилась мысль использовать свою дружбу с милицией для обуздания отца. В семье день ото дня становилось хуже.

Долго Володя не решался заговорить с Любореченько о своих бедах. Не особенно приятно иметь отца-пьяницу, домашнего хулигана.

Наконец Володя решился, но жизнь своей семьи выдал за жизнь семьи школьного товарища.

Любореченько первую половину рассказа слушал внимательно, а вторую — с заметным равнодушием.

— И это все? — разочарованно спросил он Володю.

Володя упавшим голосом сказал:

— Да, но это ужасно!

— Типичный семейный конфликт, а милиция в семенных конфликтах, да будет тебе известно, беспомощна.

— Но почему?!

— В семенных конфликтах трудно понять, кто прав, кто виноват. Утром поссорились, вечером помирились.

Володе стало страшно: самая большая его надежда рухнула! И он решил обострить положение, солгать, сделать ход, от которого потемнело в глазах:

— Но я вам по секрету скажу, — горячо прошептал Володя, — тот паренек может убить отца, если по-иному нельзя его обуздать…

— Не волнуйся, парнишечка, не убьет, да еще отца родного. И потом, кто говорит… пугает — и только… Ладно, дорогой, давай подумаем, как ему помочь… А знаешь ли, посоветуй-ка ему обратиться в комиссию содействия при домоуправлении, можно и в товарищеский суд на папашу твоего дружка подать.

Володя понимал, что майор говорит сейчас не то, что ему, Володе, надо, что хотелось бы ему услышать, но ведь не знает, не догадывается майор, о ком идет речь. Мальчика душили слезы, вот-вот брызнут из глаз, и тогда всему конец…

— Разрешите идти, товарищ начальник?

— Разрешаю, товарищ дружинник, — улыбнулся