Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

правительство должны были энергично объяснять каждый шаг реформ, корректируя их и дискутируя с оппонентами. Но этого не происходило. Правительство было озабочено сиюминутными проблемами. Кроме того, молодые реформаторы принципиально дистанцировались от разъяснительной работы, называя себя технократами. В результате число людей, готовых «затянуть пояса» ради реформ, последовательно сокращалось. В то время как база сторонников просоветской политики росла.

Этому способствовала и политическая активность парламента, в котором набирали силу коммунисты и националисты. Вместо того чтобы поддерживать правительство, законодатели тормозили преобразования. Собственно, современного парламента в России в тот момент не было — на политической сцене всё ещё действовал избранный в СССР двухступенчатый законодательный орган, состоявший из Съезда народных депутатов и избранного им Верховного Совета.

С 1990 года законодатели раскололись на две примерно равные части — прокоммунистически настроенные депутаты и те, кто был избран вопреки давлению правившей тогда коммунистической партии. Несмотря на такой расклад сил, этот Съезд в 1990–91 годах избрал председателем Верховного Совета мятежного Ельцина, проголосовал за Декларацию независимости России и ратифицировал Беловежские соглашения. И это ещё не всё. В конце 1991 года уже президенту России Ельцину удалось добиться от депутатов одобрения плана реформ и назначения команды Гайдара в правительство. Сам президент был наделён чрезвычайными полномочиями для реализации реформаторского курса. Но всего этого оказалось недостаточно. Уже с начала 1992 год Съезд и Верховный Совет стали множить документы, которые прямо мешали реформам. Депутаты откровенно зарабатывали политический капитал, делая из реформаторов «врагов народа». Тяжёлая экономическая ситуация работала на них.

Свои трудности были и внутри президентской команды. К сожалению, кропотливые структурные преобразования, регулярное общение с парламентом, терпеливый диалог с обществом не входили в первоочередные задачи президентской повестки. Ельцин любил в политике острые моменты, а к утомительной рутинной работе не имел ни склонности, ни таланта. И что более важно — у него было довольно расплывчатое представление о демократии, рыночной экономике и принципах цивилизованной внешней политики. Он действовал интуитивно — и не всегда на пользу реформам. Его окружение было достаточно разнородным — от последовательных демократов до выходцев из партийной бюрократии и спецслужб.

Внешняя политика страдала от спонтанных решений и давления со стороны старой советской бюрократии, которая привыкла видеть в западных странах исключительно «потенциального противника». Ельцин с большой охотой подписывал договоры о дружбе за границей. Но эти договоры, в которых Россия брала на себя серьёзные обязательства, не реализовывались из-за противодействия «старой гвардии». Если говорить прямо, то нужно было решаться на масштабные увольнения. Все эти советские генералы и чиновники ВПК не могли отказаться от старого мышления и поддержать новый курс. Им на смену надо было найти офицеров и специалистов, которые могли проявлять гибкость и воспринимать новые идеи. Но для начала Кремлю следовало бы набраться мужества и официально объявить, кто теперь является нашими стратегическими партнёрами, а кто — врагами. Такое мужество было критически важно для нашего демократического развития и наших национальных интересов. Было также необходимо, чтобы государственные служащие — чиновники, дипломаты, офицеры вооружённых сил и служб безопасности — объединились в поддержке правительственной политики, а не оставались её явными или тайными противниками. Однако президент этого так и не добился. На вершине власти сосуществовали люди с абсолютно разным пониманием того, какой должна быть новая Россия. Экономические министры во главе с Егором Гайдаром были последовательными и убежденными реформаторами, министр обороны Павел Грачёв занимал в отношении необходимой военной реформы скорее нейтральную позицию. А глава внешней разведки Евгений Примаков был политиком с советскими взглядами. Постепенно сторонники жёсткой линии отвоевали себе доступ к президентскому «уху», а в конце концов — и к власти.

Общество всё в большей степени демонстрировало растерянность. Огромная тяжесть гайдаровских реформ легла на плечи простых россиян (поэтому нам и нужна была срочная и серьёзная помощь США и западноевропейских стран). Коммунисты и националисты использовали популистскую демагогию, спекулируя на бедственном положении людей. Вскоре они объединились с новоявленными «центристами», которые ставили целью замедлить темп и ограничить размах реформ.

Я чувствовал себя в изоляции, и мой голос всё чаще оказывался слишком слаб, чтобы влиять на позицию президента.

В парламенте: подъём оппозиции

Во главе антиреформаторов оказался председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов, который объединился с вице-президентом Александром Руцким. Хасбулатов был проницательным и амбициозным политиком. Ещё в советские годы он стал профессором, доктором экономических наук, часто выступал в перестроечных СМИ. Как и Руцкой, он сыграл важную роль в победе над путчистами в августе 1991 года. Хасбулатов надеялся, что президент оценит его преданность по достоинству и видел себя в первом ряду политических игроков. Но Ельцин привёл в правительство команду молодых экономистов, что больно ударило по самолюбию Хасбулатова. Его знания экономиста оказались невостребованными. В отличие от Руцкого, Хасбулатов и, возможно, большинство парламентариев на начальном этапе реформ не имели крайних взглядов и опасных амбиций, и с ними можно было договариваться на относительно разумной основе. По крайней мере, мой опыт общения с Хасбулатовым на первых порах был вполне позитивным. Я старался поддерживать с ним контакты, нередко заглядывал к нему в кабинет, чтобы обсудить вопросы внешней политики.

Хасбулатов относился к моим запросам на финансирование посольств в новых независимых государствах с куда бóльшим вниманием, чем это делали чиновники финансового ведомства. Они руководствовались узко понятыми экономическими приоритетами и игнорировали политическую целесообразность. Между тем задержка с открытием посольств, вызванная отсутствием правительственного финансирования, не только мешала нам решать срочные проблемы на постсоветском пространстве, но и играла на руку тем, кто обвинял нас в прозападной политике.

Хасбулатов не был ангелом, но он не был и демоном. На самом деле его почти вытолкнули в лагерь оппозиции в результате публичных нападок на него, организованных новым пресс-секретарём президента Вячеславом Костиковым. До высокого назначения 52-летний Костиков был малоизвестным журналистом. Зато теперь он намеревался играть самостоятельную политическую роль. Ельцин редко внимательно читал подготовленные Костиковым пресс-релизы, и Костиков этим пользовался. Его агрессивные и часто грубые замечания стали вызывать ярость не только у Хасбулатова, но и у многих депутатов, которые чувствовали себя униженными. Как результат, Хасбулатов примкнул к Руцкому, и вместе с ним стал упражняться в нападках на Ельцина и правительство.

Непрофессиональный подход Костикова негативно повлиял и на некоторые чувствительные вопросы внешней политики. В одном из своих заявлений он недвусмысленно увязал вывод российских войск с территории балтийских государств с правами человека в этих странах. Такая точка зрения играла на руку экстремистам с обеих сторон, так как давала пространство для манипуляций.

Закономерно, что мы получили волну возмущения в международном сообществе. Выступление