Что тебе я сделала? - Диана Ставрогина

Вот только Марк, похоже, считает иначе.

— Да? И почему?

— Я… Я даже не знаю, — говорю я, озадаченная. — Я люблю кофе. И оказалось, что в его приготовлении есть целая уйма нюансов. Это интересно. Разбираться в этом всем, учиться, постоянно экспериментировать. Меня это увлекает. И даже успокаивает, наверное, можно так сказать. И… — Я резко замолкаю, когда приходит осознание, что моя речь непозволительно затянулась для вежливого обмена любезностями.

Марку неинтересно, приходится мне напомнить самой себе. Он и без моего ответа прекрасно знаком как с ресторанным, так и с кофейным бизнесом. Я не расскажу ему ничего нового.

— Почему ты замолчала? — Он кидает на меня непонимающий взгляд.

Я пожимаю плечами.

— Ты ведь сам все это знаешь. Что я такого могу рассказать? — Не выдержав очередного анализирующего взгляда, я избегаю смотреть Марку в лицо.

Приборная панель, размеренно скользящие по стеклу дворники, скрытая пеленой дождя лента дороги, вспышки фар, крепко сжимающие руль мужские руки… Я не представляю, куда отвести глаза.

— Мне интересно, что думаешь ты, — возражает Марк. Уверенно, с ударением на последнем слове. — Я знаю технический процесс: как заведение работает, что необходимо для его функционирования и так далее. Но это неважно. Я спрашиваю о другом, Аля.

Мне вдруг становится невыносимо жарко. Моргнув, я провожу по лицу подрагивающей ладонью, словно надеюсь вытереть несуществующий пот.

— Прости, — бормочу я, дергая молнию на куртке. — Я не думала, что тебе и правда интересно.

— Я бы не спросил, если бы было иначе, — сообщает Марк сразу.

«Да? — едва не вырывается у меня язвительно. — Однажды я уже поверила, что ты искренне во мне заинтересован».

Прикусив язык, я старательно игнорирую всколыхнувшийся внутри осадок обиды. Она устарела и не имеет прежнего смысла. Но эмоциям, конечно, совершенно плевать на доводы осознающего всю сложность наших с Марком отношений разума.

— В принципе я все сказала, — отвечаю я примирительно, ничем не выдав некстати развернувшуюся в душе бурю. — Мне нравится варить кофе. Нравится, что многие люди ходят в кофейню погреться. Не физически, а…

— …морально, — подхватывает Марк. — Яр постоянно говорит, что кофейням особенно важно быть уютными, не пафосными.

— Да. — Я невольно улыбаюсь. — Он и сам иногда чем-то похож не на успешного крутого бизнесмена с обложки делового журнала — хотя он явно бывает и таким тоже, — а на этакого книжного владельца кофейни.

— Книжного? — В голосе Марка слышится веселье. — Что это значит?

Немного стушевавшись, я все же объясняю:

— Ну знаешь, есть уйма книг, где на обложках в теплых тонах нарисована милая-премилая кофейня в огоньках гирлянд и зарослях цветов, например. Мне кажется, там обязательно есть мудрый хозяин или хозяйка. С мягкой улыбкой и располагающим к откровенному разговору взглядом понимающих глаз. И кофе в такой кофейне должен быть почти что целебный. По-моему, я даже читала что-то такое еще в школе. А еще такое же настроение царит во всех мелодрамах девяностых и нулевых, — добавляю я вдруг уже не к месту. — Как будто за окном льет вялый осенний дождь, на улице промозгло и сыро, а ты забежала в теплую кофейню за углом и пьешь горячий кофе и вокруг люди — и все они рады там быть, и никто не злится, и не спешит. И тебе сказочно уютно.

— Ого. — Марк косится на меня с непонятным выражением в глазах. — Да ты романтик.

Мне хочется провалиться на месте. Ну зачем, зачем я выболтала свои дурацкие рассуждения? Кто тянул меня за язык?

— Извини, я наговорила какой-то сахарной чуши без всякого смысла, — мямлю я сконфужено, в мыслях проклиная себя за неуместную откровенность.

Давно пора бы понять, что подобные пафосные речи звучат оригинально и значительно лишь внутри моей головы, но никак не высказанные вслух. Поразительно, что Марк не рассмеялся в ответ.

— Это не чушь, — заявляет он, кажется, с искренней серьезностью. — Я сейчас даже посмотрел на индустрию общепита под другим углом. Яр и раньше затирал что-то очень похожее на то, что сказала ты, но я не вникал. В том, что говорит каждый из вас есть смысл. Что люди ходят в кафе и рестораны не только ради еды или какого-то престижа, если заведение элитное, но и ради атмосферы и общества других людей. Что это… — Он задумывается, а затем формулирует с легким, будто над самим собой смешком: — В каком-то смысле еще и терапевтическая процедура?

Я киваю, не продолжая поражаться и тону, и теме нашего разговора. И реальности этого разговора вообще.

— Да, ты подобрал очень точное определение. Наверное, именно поэтому я всегда так любила именно маленькие кофейни, а рестораны так и не оценила. Мне там некомфортно.

— Бары ты тоже не любишь, — добавляет Марк неожиданно, — я помню.

Его реплика, наверняка призванная показать, что он хотя бы немного, но знает меня, производит иной эффект. Отрезвляющий.

Я вдруг особенно ясно и отчетливо понимаю, с кем именно веду душевный разговор. Кому озвучиваю свои личные мысли, которыми ни с кем и никогда не делилась.

— Да, — отвечаю я глухо. — Бары я не люблю больше всего.

— Аля, — зовет Марк спустя одну недолгую, но напряженную паузу. — Я ляпнул, не подумав, слышишь?

Я киваю, но сказать хоть слово не получается. Словно молчанием можно компенсировать недавний поток откровений.

Рядом тяжело вздыхает Марк. С раздражением и злостью.

Я невольно ежусь и прижимаюсь ближе к двери. Лес за окном начинает проноситься мимо еще быстрее.

В грудной клетке поселяется озноб. После аварии я особенно не люблю езды на высокой скорости, однако ничего не говорю Марку.

Следующие двадцать минут мы привычно храним молчание. Мне кажется, я кожей чувствую исходящее от Марка раздражение, и выносить его становится тяжелее с каждой секундой.

На въезде в город я выдыхаю с облегчением. До спасительных стен моей квартиры осталось не так уж и много.

— Жалеешь, что мы поговорили как нормальные люди? — Марк бьет прямо в цель. Замерев, я думаю, что сказать в ответ, но не успеваю вставить и слова. — Что ж, тогда взамен на твою честность — моя: я был рад, что ты захотела поехать к Мише со мной. Потому что это