Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

когда-либо поймали[477]. Вести о том, что Шортер все еще на свободе, вероятно, еще больше подогревали стремление лордов-судей вынести обвинительный приговор арестованным. «Эти люди в некоторых местах становятся все неистовее с тех пор, как против них был принят закон на прошлой сессии, — сообщал Делафэй Таунсенду, — и они должны ощутить его последствия, чтобы уняться»[478].

Было решено впервые применить Черный акт во всей строгости. Поскольку дело в Элис Холте было связано с убийством, можно было бы добиться вынесения обвинительного приговора и в соответствии с обычными процедурами суда ассизов; или же власти могли бы действовать, как в Рединге, посредством Особой комиссии. Но Черный акт позволял лордам-судьям поручить генеральному прокурору передать судебное разбирательство в суд Королевской скамьи: «рассмотрение их дела в суде Королевской скамьи было признано менее дорогостоящим методом», чем Особая комиссия, «и гораздо более действенным; особенно теперь, когда мы можем рассчитывать на то, что жюри присяжных будут состоять из честных людей, преданных своему королю, службе стране и ее интересам»[479]. Повторение провала в Уоллингфорде, где присяжные признали обвинение «противоречащим доказательствам», было недопустимо. Поскольку это было первое применение нового закона, приняли серьезные меры предосторожности, чтобы обеспечить получение необходимых обвинительных заявлений в надлежащей форме: Пакстона, помощника солиситора Казначейства, направили в Хэмпшир помогать в подготовке дел; ходили слухи о готовящейся попытке вызволить узников из винчестерской тюрьмы, и были присланы войска, чтобы ее предотвратить[480]. Теперь, в соответствии с Черным актом, были изданы прокламации (то есть судебные требования явки) против еще двенадцати человек, замешанных в стычках в Элис Холте и Саутвик Парке. Согласно положениям Черного акта, неявка любого поименованного в прокламации человека до определенной даты делала его виновным в тяжком преступлении и подлежащим (в случае поимки) смертной казни без суда и следствия[481].

Возможно, что именно в это время суд в Хэмпшире получил срочную докладную записку от смотрителя окружной тюрьмы в Винчестере. Тот писал,

что в настоящее время у него под стражей находится очень большое число людей, обвиняемых в совершении многочисленных насильственных действий под маскировкой зачерненных и раскрашенных лиц и виновных во многих тяжких преступлениях, караемых смертной казнью; что у него также много других узников, которым вменяются в вину преступления не менее пагубные для земельных владений и привилегий некоторых добропорядочных подданных Его Величества…

Узники тюрьмы «кажутся опасной шайкой негодяев, твердо намеренных, если их не держать в строжайшем заключении, дерзнуть или осмелиться на что угодно против общего спокойствия и освободиться, в попрание всех видов закона и справедливости и вопреки им». Кроме того, у смотрителя сидело под замком «огромное количество должников». Помещения тюрьмы были плачевно малы для содержания такого множества заключенных: он был вынужден держать вместе арестантов всех сортов, «беспорядочным образом», причем многие из них были больны (возможно, оспой). Он опасался, что в любой момент тюрьма может быть взломана заключенными «с помощью других негодяев снаружи (которые, несомненно, весьма многочисленны)». Судя по этой записке, Винчестер совсем не выглядит тем захолустным городком с большим собором, к которому мы привыкли. Смотритель просил о подкреплении «немедленно»: тюрьму необходимо было расширить, а существующие помещения укрепить таким образом, «чтобы она была тюрьмой не только по имени, но и отвечала бы целям, подразумеваемым этим названием…»[482].

В последний день октября семерых обвиняемых доставили в кандалах из Винчестера в Ньюгейт, скованных между собой железной цепью, под охраной отряда Синей гвардии[483] герцога Болтонского[484]. Процесс вели Рэймонд и Йорк, адвокат и генеральные солиситоры, под председательством выездного судьи. Поскольку дело об убийстве могло рассматриваться только в том графстве, где было совершено преступление, то осудили троих преступников из Холта (Маршалла, Эллиота и Кингшелла) за появление с оружием и зачерненными лицами и убийство королевского оленя. Анселл и Джон Пинк были осуждены за то же преступление, совершенное в парке Саутуик и в лесу Бир. Эдварда Пинка и Ричарда Парвина судили по более сомнительному обвинению. Эдвард Пафорд, владелец пивной на краю Уолтхэм Чейз, показал, что они принадлежали к небольшой группе лиц, которые 28 июля убили оленя в Бире, принесли его к нему в пивную, съели на обед олений окорок, а затем отправились в лес за новой добычей. Их сопровождала привлекательная молодая женщина, Ханна Райт, верхом, с пистолетами и кинжалом на боку, которая перерезала горло раненому оленю. Парвин (хозяин постоялого двора в Портсмуте) заявил в свою защиту, что Ханна работала у него служанкой и ею «восхищалось несколько джентльменов». «Однажды, будучи в дурном расположении духа, она сбежала от него через лес… Думая, что ее уход может нанести ущерб его делу, он поспешил за ней и, пока искал, зашел подкрепиться в пивную [Пафорда]…» Здесь он нашел свою служанку, которую захватили «черные» и заставили резать их оленей. Его история была еще менее правдоподобной, чем версия обвинения; Ханну сочли «участницей банды», а Парвина осудили вместе с остальными. Вероятно, мир, в котором защищаться от обвинений в браконьерстве приходится с помощью признания в занятии сутенерством, перевернут с ног на голову[485].

19 ноября всех их приговорили к смерти. В Хэмпшире верили, что предпринимались решительные попытки добиться помилования для некоторых из них. На всем протяжении подготовки к судебному разбирательству сэра Джона Коупа беспокоило отсутствие уважения к нему как к основному депутату парламента от Хэмпшира: «Солиситор никогда ничего мне не показывает, а адвокат лишь изредка и понемногу, так что мне остается пробираться ощупью в темноте. [Так как] прислано шесть пустых назначений, у председателя голова пойдет кругом, другие будут обижены, и это слишком поздно. Дайте мне знать, что я должен делать, я устал от своего положения…»[486] Ричард Нортон, получивший ободряющую записку от Уолпола[487], с тревогой писал 23 ноября, что в Портсмуте ходят слухи, будто грабивших его четверых «черных» приговорят всего лишь к высылке на каторгу. А если так, то они скоро вернутся с каторги, «чтобы мстить», «и каждый сможет возглавить новую банду, и, таким образом, не будет ли считаться, что для честных людей нет ни времени, ни милости, чтобы защитить их от оскорблений и убийств, [в отличие от] злодеев по отношению к королю и правительству, ибо так оно, в сущности, и есть, чтобы избежать должного наказания…»[488]. Письмо было неграмотное и маловразумительное, но смысл его был ясен. Уолпол поспешил успокоить Нортона[489], и лорды-судьи отказались рассматривать прошение о смягчении наказания в отношении Парвина и Кингшелла[490].

Всех семерых казнили в среду, 4 декабря, в Тайберне. Парвин, хозяин постоялого двора, до конца настаивал на своей невиновности. Он утверждал, что