Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

поэт, а потому, что, как он сам писал в своей «докладной записке», в России «необходимо 30-ти лет быть полковником или коллежским советником» (Т. 7. С. 31). Это, может, и неправильно (продолжает Пушкин), но это так. А сам он – ни то, ни другое. Он понимает, что жизнь надо круто менять.

ГС:

В одном из писем близкому другу, Николаю Кривцову, он писал уже перед свадьбой: «В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться» (Т. 10. С. 263).

МВ:

Вот именно. По этим соображением весной 1829 года он сватается к Гончаровой и получает неопределенный ответ – ни да, ни нет. Потому что Гончаровы в сложном положении. С одной стороны, им лестно, что это знаменитый поэт, собеседник царя, с другой – человек с сомнительной репутацией, без особых доходов. Но бесприданницы сестры Гончаровы на многое рассчитывать не могут. А кроме того, барышня действительно же совсем молодая, ей шестнадцать. Тут можно вспомнить, как в начале «Войны и мира» Васька Денисов неожиданно сватается к Наташе. Ростовы ошарашены – Денисов неплохой человек, хорошего рода, но вот прям чтоб жених? И их девочка Наташа – вот прямо уже невеста?! Пушкин тоже все это понимает, он осознает мотивы Гончаровых и делает неожиданный шаг – уезжает в Закавказье, к действующей армии.

Это любят использовать те, кто хочет представить Пушкина милитаристом, «певцом русского оружия». Это совсем не так. Если бы он сознательно хотел чего-то подобного, то честь по чести прикомандировался бы в штаб к Паскевичу, где ему нашли бы занятие по силам и интересам. Но он поехал наобум. Или хотел представить, что наобум. Во всяком случае, когда он схватил пику убитого казака и поскакал вперед вместе с казаками в атаку и посланный офицер тогда его с трудом остановил, это было проявлением «пиитического восторга», желанием получить новый для себя опыт, а не заранее спланированным действием.

Кроме того, для Пушкина оказалось очень важно, о чем он потом писал, что именно во время своего путешествия в Арзрум он первый и единственный раз выехал за границы Российской империи: «Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России» (Т. 6. С. 454). Пушкин в тот момент чувствовал себя скорее пленником России, чем «певцом русского оружия».

Но. Повторим очередной раз. Пушкин – гений. Каждый его шаг, даже самый импульсивный, мог иметь глубокую подоплеку. Так и здесь – он мог иметь далекоидущие планы, о которых мы можем только догадываться. Он был в очень смятенном состоянии после неопределенного ответа Гончаровых. В самом «Путешествии…» он писал о Грибоедове: «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда со своею молодостию и круто поворотить свою жизнь» (Т. 6. С. 452). Трудно не применить эти слова к другому Александру Сергеевичу, то есть к самому Пушкину. У него-то тоже и страсти, и обстоятельства, и, главное, необходимость «круто поворотить».

Мы не можем утверждать, но мне лично очень соблазнительно думать, что Пушкин собирался переправиться к Грибоедову в Персию, присоединиться к его миссии. Встреча по дороге в Арзрум с арбой, везшей тело Грибоедова, оказалась для него такой же роковой, как перевернувшаяся кибитка, помешавшая ему сделать предложение Софье Пушкиной.

Александр Сергеевич увидел, что его авантюрные планы присоединиться к русской миссии в Персии провалились, надо возвращаться, жить дальше, идти другим путем. А «Путешествие в Арзрум» осталось образцом травелога в русской литературе. О подводном сюжете которого мы можем только догадываться[91]. А на поверхности Пушкин был вынужден вынести укол Булгарина, который пенял ему, почему он поехал к действующей армии и не воспел ее.

ГС:

И Николай был не очень доволен этой поездкой.

МВ:

Николай был не очень доволен тем, что Пушкин отправился без разрешения. А Пушкин разыграл дурачка: «А что такое? Я отправился по своим частным делам, навестить брата в Тифлис, а там оказалось, что армия уже выступила в поход, – ну и я отправился за ней следом, обидно же столько проехать зря».

Брат действительно служил тогда в армии Паскевича, но Пушкин очевидно лукавил. Но – персидский проект если и был, то не состоялся, опять вмешалась в его жизнь и судьбу непредсказуемая случайность. Он не попал на помолвку Софьи из-за сломанных ребер, не попал на восстание декабристов из-за перебежавшего дорогу зайца. Но я все-таки склонен думать, что ни в том, ни в другом случае это не было простой случайностью. Если бы он был твердо намерен поехать в Петербург в самоволку, никакой заяц бы его не остановил. И если бы твердо хотел посвататься, понял бы, почему Софья его торопила, и послал бы депешу.

Итак, вернувшись в Москву, Пушкин осенью 1829 года с головой ушел в журналистику. Он затеял «Литературную газету» и даже здесь оставался частным лицом. Издателем газеты официально был Дельвиг, помогал Вяземский, а Пушкин оставался внештатным автором и редактором, притом что они с Дельвигом делали газету в четыре руки. Многие анонимные заметки написаны Пушкиным. До сих пор пушкинисты спорят, кто за что отвечал. С каждым новым собранием сочинений в раздел «Критика и публицистика» добавляются все новые статьи, которые удается атрибутировать Пушкину.

ГС:

В мае 1830 года Пушкин уже жених Натали. Финансовые дела у обоих так себе.

МВ:

Пушкин не богат, но в холостяках самодостаточен. Но жить семейным домом – иное дело.

Болдинская осень

ГС:

Чтобы разобраться со своими финансовыми вопросами, Пушкин решил заложить деревню…

МВ:

Он не может заложить имение, потому что это не его имение. Сначала он приходит к отцу Сергею Львовичу: «Папа, я женюсь, выделите часть моего наследства». Деваться некуда, причина более чем уважительная и положительная. Сыночку тридцать лет, девочка из хорошей московской семьи, нет причин отказывать. Но! Прежде чем прийти к отцу с этим обыкновенным разговором, Пушкин вынужден сделать нечто необыкновенное: отправить Бенкендорфу прошение. Называя вещи своими именами, семья Гончаровых потребовала подтверждение его благонадежности. И Бенкендорф пишет Пушкину официальное подтверждение, что государь всячески одобряет его намерение остепениться и т. д., – можно сказать, выдает справку, что Пушкин не верблюд, то есть не декабрист. Специально для того, чтобы жених показал будущей родне.

С одной стороны, Пушкину, наверное, было лестно, что его частное семейное дело решается на уровне императора, с другой стороны,