Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

не уверен, каким был номер полка, но он не позабыл свои ощущения от встречи с его солдатами. Его сын Александр вспоминает, как Чуйков рассказывал о тяжелом грузе, который на нем лежал: «Я видел эти прибывшие в Сталинград войска. Я видел лица бойцов и смотрел им в глаза. Они были сильными парнями, крепкими и красивыми. Они готовили себя к атаке. И когда я разговаривал с ними, я знал, что посылаю большинство из них на смерть. Можешь ли ты представить, каково ощущать такое? Но не было другого пути. Мы должны были отбить курган». Начало атаки было запланирована на 9 часов утра. Немцы однозначно не подозревали о том, что случится. «Они не ожидали от нас наступления в этом секторе, – отмечает Щилаев. – Мне запомнилось, что этим утром они сильно бомбили завод «Красный Октябрь». Наши войска приблизились к откосам кургана и не были замечены немцами. Затем враг неожиданно увидел их, и начался ад».

Казалось, все стало складываться наихудшим образом. «Наша атакующая пехота имела шанс завоевать высоту только при поддержке плотного артиллерийского огня, – продолжает Щилаев. – Но у нас на западном берегу было только несколько орудий легкой артиллерии, противотанковые ружья и 120-миллиметровые минометы. Большинство наших тяжелых орудий находилось на другом берегу Волги, но их огневая поддержка не отличалась достаточной точностью. Наши бойцы ожидали, что им на помощь пошлют около пятидесяти танков – это нормальная численность бригады, – но их пришло только четыре, и они были в ужасном состоянии. В считаные минуты они все были подбиты на откосах кургана. Правда, эти танки по-прежнему могли стрелять, но уже не могли сдвинуться с места. Таким образом, танковый отряд, который должен был поддерживать штурм нашей пехоты, оказался полностью остановленным».

Немецкие самолеты начали кружить над откосами кургана, бомбя скопления солдат. Русские должны были начать массированную атаку, но часть пехоты еще не подошла. Однако в конце концов усиление из 112-й дивизии появилось. «Было бы чудесным, если бы это оказался полноценный полк из нескольких тысяч бойцов, – продолжает Щилаев. – Эти бойцы опоздали, что задержало нашу атаку. Но когда они появилась, их было всего сто двадцать».

Гвардейцы приготовились взбираться на высоту. Но немцы уже знали о намерениях своих противников и обрушили на них всю мощь авиации, к которой присоединились тяжелая артиллерия и минометы. Владимир Киселев был командиром роты в одном из наступавших батальонов. «На нас словно обрушилась громадная морская волна, – вспоминает он. – Неожиданно раздался оглушающий рев. Вокруг нас начали взрываться снаряды и бомбы. Многие из наших ребят были убиты или ранены под этим страшным огнем. Жертвы с нашей стороны были ужасающими». Атака была на грани провала.

В этот момент на кургане появился Родимцев. Он видел приготовления к штурму и видел, как редели ряды его солдат под сокрушительным немецким огнем. Он осознавал, что должен появиться там и подбодрить своих бойцов. Но это было практически самоубийством для дивизионного командира – появиться на передовой в таких обстоятельствах. Однако Родимцев презирал опасность. Позднее он вспоминал одного из встретившихся ему бойцов: «Я увидел застывшего от ужаса молодого лейтенанта. Его войска стояли в нерешительности позади него. Я сказал ему продвигаться вперед, но он, казалось, не обратил внимания на мою команду. Он начал искать что-то, уронил свою фляжку, и его охватила неконтролируемая дрожь. Никогда до этого мне не приходилось бить бойцов, служивших под моим командованием, и никогда не хотелось бы поступить так снова. Но тогда мне пришлось обхватить того лейтенанта, сильно затрясти его, дважды ударить по щекам и заорать: «Вперед!» Неожиданно он очнулся, собрался и побежал вперед, а за ним его бойцы. В этот день он заслужил в бою медаль «За отвагу».

Этот откровенный рассказ Родимцев поведал ветеранам, к которым испытывал симпатию и мог доверять. Нет причин сомневаться в его достоверности. Вполне понятно, что молодой лейтенант пришел в шок в столь ужасных обстоятельствах. Слишком многое обрушилось на тех бойцов. С точки зрения боевой психологии исход битвы порою может решиться именно в подобные моменты. Другой командир мог бы вызвать бунт публичным избиением одного из своих офицеров. Худшей чертой характера Чуйкова было то, что он позволял себе ударять подчиненных. Но поступок Родимцева был обусловлен крайней необходимостью, и благодаря ему войска пробудились, и целый отряд стремительно ринулся вперед и обрушился на врага.

Немцы вырыли систему оборонных сооружений на вершине Мамаева кургана и расположили там пулеметные площадки. Они сметали атакующих градом пуль. Когда Киселев достиг позиций врага, он насчитал лишь дюжину уцелевших из роты, в которой было 120 бойцов. Собравшись вместе, оставшиеся бойцы бросили гранаты и впрыгнули в немецкие окопы. Чуйков наблюдал ход штурма в бинокль. Позднее он рассказывал своему сыну Александру: «Я никогда не забуду их героизма. Враг буквально снес склон, где они находились, но они продолжали идти, прикрепляя штыки, стремясь сблизиться с врагом для рукопашного боя. Я видел, как один из наших солдат проткнул штыком немца и подбросил его. Они все продолжали двигаться вперед с невероятной решимостью. На мгновение я представил, что смотрю на строй богатырей, уничтожающих противника».

Борьба за вершину кургана шла с переменным успехом. «Я видел самый жестокий бой», – вспоминает Щилаев. Киселев находился в самой гуще этого боя. «Наша группа впрыгнула в окоп. Находившийся там немецкий солдат почти успел открыть по нам огонь из пулемета. Я проткнул его штыком и отбросил назад.

Мы и немцы наносили друг другу удары винтовочными прикладами, бешено орудовали штыками». Русские захватили окопы, но враг немедленно начал выбивать их оттуда. «Они толпой побежали на нас, – вспоминает Киселев. – Это было по-настоящему страшно». Некоторые из его товарищей не выдержали напряжения и в панике побежали прочь. Но молодой лейтенант Тимофеев схватил захваченный немецкий пулемет, установил его на позицию и открыл огонь по противнику. К русским бойцам в этот миг вернулась воля к победе. Один из гвардейцев спустил немецкий флаг и растоптал его. «Чуть позднее 11.00 мы увидели, как над вершиной кургана взмыл красный флаг, – вспоминает Щилаев. – Это известие быстро распространилось по всей армии».

Подъем красного флага был жестом героического вызова. Защитники Сталинграда решили удержаться на высоте во что бы то ни стало. Позднее в ходе битвы они были снова оттеснены с вершины, но при этом сумели остаться в окопах на откосах.

На смену гвардейцам Родимцева впоследствии пришли бойцы 95-й дивизии Горишного, а затем 284-й дивизии Батюка, но курган больше не оказывался в руках врага. Однажды Горишный докладывал Чуйкову о колебаниях линии фронта в