Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

полом. В трубе было очень влажно и сыро, стоял неприятный запах. Кислорода не хватало, и хотя канал углублялся на двадцать метров, внутри было крайне тяжело дышать, поэтому КП расположился у самого входа. Его местоположение представлялось безопасным. Стены были очень толстыми, и их не могли пробить ни снаряды, ни бомбы. Командный пункт был уставлен столами и койками – все было деревянным. Внутри помещения толпилось от шести до восьми человек: Родимцев, его начальник штаба, несколько офицеров связи, так что работать приходилось в крайней тесноте».

Утром 22 сентября КП был охвачен суетой. «Я помню, как все происходило, – рассказывает Георгий Золотовцев. – Я работал за одним из столов, вычерчивая карту немецких позиций. Позади меня кто-то печатал на машинке. Родимцев разговаривал по телефону: 34-й полк только что подвергся массированной немецкой атаке. В течение нескольких последних дней происходило что-то странное, но у нас не было времени, чтобы задуматься об этом. Обычно под настилом, который был у нас на полу, тек равномерный поток воды. Но затем он уменьшился и, наконец, совсем иссяк. Вскоре нам стала ясна причина этого. Немцы обнаружили местоположение КП Родимцева и построили плотину в овраге выше. Благодаря этой плотине там собралась значительная масса воды».

Немецкий план был удивительно прост. Они собирались начать мощную пехотную атаку с обеих сторон канализационной трубы, чтобы оттеснить располагавшийся там 34-й полк. Они собирались, как только все пространство оврага окажется открытым для огня немецких пулеметчиков, разрушить плотину, чтобы поток заставил Родимцева и его штаб покинуть укрытие.

Золотовцев продолжает: «Незадолго до девяти часов утра раздался страшный взрыв. Это было, как если бы под нами неожиданно началось землетрясение. Огромный поток ворвался на командный пункт, и мы немедленно оказались по пояс в поднимающейся воде. Я сгреб мои карты, парень передо мной подхватил печатную машинку, и мы все стали пробираться к выходу. Родимцев вел нас, держа над собой автомат».

К счастью, часть бойцов 34-го полка смогла отбросить немцев назад. За оврагом творилась полная неразбериха. Золотовцев отмечает: «Родимцев оставался невероятно спокойным и быстро восстановил порядок. Он собрал все войска, которыми располагал. Это были батальон курсантов, сохраненный в качестве резерва, и группа полевых инженеров соседних войск. Он взял на себя командование и направил их на помощь 34-му полку».

Удивительно, что Родимцев сумел отбросить немцев назад. То, как он сумел переломить ситуацию, произвело глубокое впечатление на его бойцов. «Он демонстрировал просто невероятное спокойствие, несмотря на чрезвычайное давление обстоятельств, – вспоминает Бурковский. – Только что я видел нашего генерала, промокшего насквозь и эвакуирующего свой штаб, и через несколько секунд он начал успешную контратаку. Немцы хотели покончить с ним, однако они потерпели полный провал».

Русские полевые инженеры впоследствии исследовали разрушенную трубу. Когда немцы взорвали плотину, сооружение разрушилось изнутри и выбитые кирпичи практически заблокировали канал. «Если бы не улыбка судьбы, поток воды был бы даже сильнее, – отмечает Золотовцев. – И тогда немецкая пехота могла бы прорваться». Стойкость комдива привела в восторг его солдат и была отмечена с чудесным юмором. На ситуационных картах дивизии появился новый речной приток – место впадения штаба Родимцева в Волгу.

«22 сентября, когда враг прорвался через линию обороны 13-й гвардейской дивизии, личная смелость ее командиров предотвратила беспорядочное бегство, – добавляет Мережко. – Мы все отдавали себе отчет, в какой опасности был КП Родимцева: от него до переднего края немцев оставалось менее трехсот метров. И тогда нам впервые пришло в голову, до чего далеко от места битвы находился Паулюс».

Жестокая битва продолжалась в течение нескольких следующих часов. В одном из секторов немцы прорвались через последние жилые улицы и скверы, стоявшие на пути к Волге. КП 34-го полка оказался полностью отрезанным от остальной армии. Леонид Гуревич вспоминает: «Наш командир полка отправил последнее донесение Родимцеву. В нем говорилось: «Мы в критическом положении». Так и было. Немцы находились прямо перед нами. Мы все заняли позиции, и каждый, кто мог стрелять, открыл огонь по врагу. Численное преимущество противника было подавляющим, и я думал, что мы все окажемся в Волге!»

Части русских отошли к окопам и блиндажам, вырытым у самой набережной. У них не оставалось сил должным образом противостоять врагу. Чувствуя это, немцы направили танки на позиции русских, чтобы окончательно покончить с защитниками города. Но один из рядовых, Виктор Малко, в отчаянном порыве побежал вперед и, заняв позицию, из противотанкового ружья подбил несколько наступающих танков. Немецкие пулеметчики быстро окружили его. У Малко закончились боеприпасы, он начал бросать гранаты, но вскоре был уничтожен подавляющим по численности противником. Казалось, ничто не могло помешать немцам достигнуть Волги. Но другие бойцы видели, как Малко в одиночку противостоял врагу, и что-то переломилось в них. Пулеметчик Александр Орленок бросился вперед, запрыгнув в окоп, где был Малко, и открыл пулеметный огонь по скоплению немецкой пехоты. Три немецких танка с грохотом двинулись на Орленка, ближайший из них находился лишь в тридцати метрах от него. Но тут и другие защитники города, несмотря на опасность, бросились на помощь. Двое бронебойщиков под градом огня впрыгнули в окоп Орленка и открыли огонь по вражеским танкам. Немецкие машины охватило пламя. Новые и новые русские бойцы возвращались на позиции и открывали огонь по врагу из пулеметов и винтовок.

Родимцев почувствовал, что наступил критический момент. Он направил все свои резервы на помощь осаждаемому немцами 34-му полку, оставив у себя лишь несколько пулеметчиков. Его бойцы ожесточенно контратаковали, обрушив на не ожидавших такого сопротивления немецких пехотинцев плотный минометный огонь, а потом перейдя к рукопашному. Враг отступил назад, к балке реки, ему вслед летели ручные гранаты, прорыв в линии обороны русских был ликвидирован.

«В тот день мы понесли огромные потери, – вспоминает Иван Щилаев. – Каждый дрался с врагом, даже раненые, если они могли передвигаться или хотя бы стрелять». Сложно назвать точное количество раненых и убитых. Щилаев подсчитывал, что после штурма Мамаева кургана 16 сентября общая численность его дивизии уменьшилась с 10 000 до количества менее 3000 человек. А после 22 сентября в ней осталось лишь несколько сотен бойцов. «На исходе этого ужасного дня мы вернулись в дом, к которому фашисты оттеснили нас в начале наступления, чтобы забрать тела наших товарищей. Боясь огня немецких снайперов, мы позли по ступенькам на коленях. Везде была кровь».

13-я гвардейская дивизия выдержала все атаки врага. Щилаев почувствовал, что произошло нечто знаменательное: «Когда я уходил на войну, мать дала мне листок, на котором была написана молитва. Эта молитва должна была хранить меня. Я положил