Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

биографа Макиавелли, “постепенно превращалась в олигархию”[275]), Венеции, Сиены, Лукки и Генуи. И папа в Риме был не менее могущественным светским властителем, чем глава любого другого города или государства[276]. На протяжении почти всей взрослой жизни Макиавелли короли Франции и Испании норовили использовать итальянские земли как поле битвы. В дипломатической сфере царил такой раздрай, что союзы заключались и распадались прежде, чем успевали высохнуть чернила на договоре.

Власть, как правило, сосредоточивалась в руках нескольких или даже одного клана: в Милане это были Висконти и Сфорца, в Ферраре – Эсте, в Мантуе – Гонзага, в Перудже и Урбино (папских городах) – Бальони и Монтефельтро, во Флоренции – чаще всего Медичи. В любом городе ошибка в выборе союзников означала заточение, пытки и жестокую смерть. Важны были знакомства и связи. Семья Макиавелли не была особенно богата: его отец, оторванный от жизни интеллектуал, которому не раз приходилось продавать одежду, чтобы свести концы с концами, владел ветхим домиком во Флоренции и небольшим земельным участком в тосканской деревне, в 16 километрах к югу от города, в винодельческом регионе Кьянти. Автор “Государя” начинал со скромного старта.

Младший Макиавелли еще в юности интересовался политикой, но занялся ею не скоро. В сентябре 1494 года французский король Карл VIII вторгся в Италию и грозил пойти на Флоренцию. Монах-доминиканец Джироламо Савонарола (1452–1498), вдохновенный харизматик, который возмущал население апокалипсическими проповедями и требовал очищения церкви (“О Италия! О государи! О пастыри церкви! Гнев Божий на вас!”), самовольно взял на себя роль миротворца, и флорентийцы изгнали правителя Медичи. На следующий год, когда город, традиционный союзник Франции, отказался встать на сторону папы Александра VI против французов, Савонарола, проповедовавший вопреки запрету, бросил понтифику вызов и был отлучен от церкви. Противостояние проповедника и папы продолжалось еще почти три года. В 1498 году флорентийский посол при Святом престоле поручил двадцативосьмилетнему Макиавелли, не имевшему определенного занятия, шпионить за строптивым проповедником. Савонаролу в том же году бросили за решетку, заставили признать, что свои видения он выдумал (“Его семь раз подвергли пытке”, – писал Вольтер – источник обычно ненадежный, но в этом случае, похоже, хорошо информированный[277]), повесили на главной площади Флоренции, а тело сожгли на костре.

Донесение Макиавелли обо всем этом произвело на нанимателей благоприятное впечатление, и ему, неизвестному молодому человеку без опыта государственного управления, предложили занять во флорентийской администрации пост помощника секретаря второй канцелярии. Судя по всему, Макиавелли добивался этой должности и своими действиями зарекомендовал себя, но все равно здесь не обошлось без доли везения. В его задачи входило ведение официальной переписки, но во внутренние и внешние дела республики он тоже активно погрузился и вскоре получил дополнительную должность – секретаря почтенного Совета Десяти, ведавшего дипломатическими связями.

После гибели Савонаролы разгорелась грызня за власть, и Макиавелли получил первый урок политики: это арена непрекращающейся борьбы, где на успех влияют и сословная принадлежность, и покровительство нужных людей, и личное соперничество. Отголоски французского вторжения и теперь, четыре года спустя, влияли на устройство всех крупнейших городов, и обязанности Макиавелли нередко касались военных вопросов. В марте 1499 года его отправили на переговоры с наемниками, пригрозившими уйти, если им не увеличат жалованье, и он сумел убедить их командира придерживаться первоначальных договоренностей. Этот опыт настроил его против наемного войска, и остаток жизни он ратовал за формирование ополчения из граждан.

Другое поручение привело Макиавелли в Форли (около 80 километров к северо-востоку от Флоренции), папский город, управляемый Катериной Сфорца (1463–1509), женщиной большой отваги и редкой красоты. Ее отец, правивший в Милане, пал жертвой убийц. Ее жестокого мужа, с которым она сочеталась браком в четырнадцать лет, убили его многострадальные подданные во время восстания. Когда предводители мятежников захватили двух малолетних детей Катерины и пригрозили их убить, если она не сдастся, она взошла на стену замка, задрала юбки и крикнула: “Давайте, если хотите! Хоть у меня на глазах их вешайте… У меня тут есть из чего сделать новых!” Восстание провалилось. Когда второго мужа Катерины постигла та же судьба, что и первого, она после пыток публично казнила сорок вероятных заговорщиков, их жен, любовниц и детей, даже младенцев. Катерина добивалась своего любой ценой.

Прибыв ко двору Катерины в Форли, Макиавелли обнаружил, как потом указал в донесении, что там “толпятся флорентийцы”, и рассчитывал на их поддержку. Агенты миланского герцога, дяди Катерины, тоже там были, но в результате многодневных переговоров Макиавелли составил соглашение, которое, по его мнению, она должна была подписать. На следующий день его вызвали к графине, и она объявила, что передумала, поскольку, хотя слова флорентийцев “всегда удовлетворяли ее, поступками их она обыкновенно бывала крайне недовольна”, так что договариваться она станет с миланцами. Макиавелли воспринимали как лицо незначительное (в письмах домой он называет себя “господин Ничто”), чиновника среднего уровня – Катерина же полагала, что вести с ней переговоры должен как минимум полноценный посол. Макиавелли вернулся к коллегам посрамленным, но урок выучил[278].

За годы, проведенные Макиавелли на государственной службе, его возлюбленная Флоренция металась между противоборствующими силами, не в силах определиться, кто даст ей защиту и какое-никакое процветание, а кто способен ее уничтожить. Но все это время Макиавелли учился. Папы в ту эпоху были не только властолюбивыми, но и сластолюбивыми, они в изобилии производили потомство, которое потом сажали на высокие посты. У папы Александра VI (он же уроженец Испании Родриго Борджиа) была овеянная дурной славой дочь Лукреция (1480–1519), трижды выходившая замуж и часто заводившая любовников, а также три сына от главной любовницы Ванноцци деи Каттанеи, в том числе старший Чезаре и отцовский любимец Хуан (Джованни), герцог Гандийский, плюс несколько детей от других женщин. Однажды вечером Чезаре и Джованни отправились на ужин к матери. На обратном пути братья распрощались в еврейском квартале Рима. Чезаре вернулся домой, Джованни – нет. На следующий день его труп с девятью колотыми ранами нашли на берегу Тибра. Не исключено, что убили его по приказу Чезаре. Папа Александр поначалу был убит горем, но несколько недель спустя попросту сменил приоритеты, постановив, что отныне Чезаре будет любимым сыном.

Чезаре стал епископом в пятнадцать лет, три года спустя – кардиналом, но затем предпочел сану военную карьеру. В 1496 году, накануне своего двадцать второго дня рождения, он уже командовал войсками, подчиненными папе римскому. Французский король Людовик XII, видя выгоды союза с папой, пригласил Чезаре к себе, пожаловал ему герцогство Валентинуа и пообещал высокое положение в армии. Чезаре