Изамбард Кингдом Брюнель - L. T. C. Rolt

неспециалиста, но для проницательного глаза локомотивщика с первого взгляда было очевидно, что они сильно недокипячены. В некоторых случаях паровое пространство было настолько малым, что при работе двигатели постоянно заправлялись5 , и было трудно поддерживать венец топки закрытым. Что касается "Громовержца" и "Урагана", то Гуч писал, что, увидев их, пришел к выводу, что у них будет достаточно работы, чтобы вытянуть себя. Он был прав. Хотя они и обладали адекватными котлами, им, естественно, не хватало клеящего веса, а гибкие паровые соединения были постоянным источником проблем.

Бедный Гуч! Пока он проводил дни и ночи в машинном отделении в неистовых попытках сохранить этот выводок хромых утят в рабочем состоянии, директора совершенно несправедливо обвиняли его в постоянных поломках двигателей, которые неизбежно происходили. Наши двигатели в очень плохом состоянии, - писал Гиббс в декабре 1838 года, - и Гуч, похоже, совершенно не годится для руководства этим отделом". Молодой человек оказался в чрезвычайно сложном положении. Он прекрасно знал источник своих бед, и хотя, должно быть, испытывал сильное искушение изложить факты ради собственной репутации, он не мог этого сделать, не проявив нелояльности к Брюнелю. В конце концов прямая просьба Совета директоров предоставить отчет о локомотивах заставила его сказать правду и вызвала едкое письмо от шефа. Но разрыв не успел затянуться, так как Брюнель очень уважал способности Гуча и в глубине души знал, что его помощник был прав.

Как писал впоследствии Гуч, с самого начала был только один двигатель, на который он мог положиться, и это была North Star. Она была расточительна на топливо, но, по крайней мере, была надежна, и именно по этой причине ее выбрали для участия в специальном конкурсе директоров на сайте в день открытия. По внешнему виду North Star легко превосходила всех своих сестер, и ею очень восхищались. В письме к Т. Э. Харрисону Брюнель писал:

У нас есть великолепный двигатель Стефенсона, который стал бы прекрасным украшением самой элегантной гостиной, и есть другой, похожий на квакерскую простоту, доведенный до дряхлости, но, возможно, такой же хороший, но разница в заботе, которую проявляет механик, в том, как к нему относятся другие и даже он сам, не говоря уже о публике, просто поразительна. Простую молодую леди, какой бы приятной она ни была, часто игнорируют.

К сожалению, эта одинокая звезда не могла осветить тьму, которая сгущалась вокруг Брюнеля. Ливерпульская партия становилась все более расколотой. Широкая колея, по их мнению, была полным провалом; они требовали представительства в Совете директоров, и казалось, что, кроме как получить голову инженера на зарядном устройстве, их ничто не удовлетворит. "Бедняга, - писал Гиббс в июле, - мне его очень жаль, и я не знаю, как он переживет бурю, которая его ожидает. При всем своем таланте он, признаюсь, проявил недостаток общего расположения..... Но я не могу не спросить себя, справедливо ли принимать решение по поводу такого рода работы в течение нескольких недель после ее открытия; и не вызван ли нынешний шум в значительной степени врагами Брюнеля? Я слышал, что на собрании будет решаться вопрос об увольнении Брюнеля". Подозрения Гиббса усилились, и через три дня он написал: Нынешнее возмущение... имеет гораздо меньше отношения к недостаткам наших рельсов, чем к махинациям партии, которая уже давно пытается раздавить Брюнеля и получить долю в управлении нашей линией".

Причину такой враждебности к Брунелю легко понять. Как воробьи набрасываются на птицу с ярким оперением, так и поборники ортодоксальности никогда не упустят возможности напасть на оригинальный гений. Это был неравный конфликт, поскольку мы должны помнить, что в то время как ливерпульской партии ничего не оставалось делать, кроме как создавать проблемы, железная дорога не была свершившимся фактом. К западу от Мейденхеда и между Бристолем и Батом железнодорожные работы велись так же активно, как и прежде, а это означало, что огромный груз работы и ответственности Брюнеля ничуть не уменьшился. Необходимость защищаться от этих противников стала дополнительным бременем, которое тяготило его тем сильнее, что он считал, что потерял доверие своих директоров и даже Чарльза Сондерса. Тем не менее, даже если ему придется сражаться в одиночку, он был полон решимости дать бой, а его противники недооценили его силы. Они поставили перед собой задачу сбить сокола, а не какую-то экзотическую птицу в клетке.

Кризис, безусловно, разделил правление Great Western, некоторые из которых выступали за примирение с ливерпульской партией, согласившись на назначение другого инженера для работы с Брюнелем и на предоставление им представительства в правлении. Гиббс, однако, считал, что это окажется лишь тонким концом клина, направленного на то, чтобы отобрать контроль над Great Western у Лондона и Бристоля, и был против примирения.

... У нас должно быть гнездо шершней вокруг наших ушей [писал он]. Я сам считаю, что мы должны решительно противостоять всему подобному и что если мы этого не сделаем, то мне лучше сразу уйти из Дирекции; но, с другой стороны, я не хочу бросать Брюнеля и Сондерса...

Жаль, что после отставки Бенджамина Шоу, первого председателя компании, Гиббс отказался от председательства по причине нездоровья. Если бы он этого не сделал, вопрос можно было бы решить быстрее, поскольку Уильям Унвин Симс, хотя и обладал немалым обаянием, был таким же слабым председателем, как и его предшественник.

Первое столкновение произошло на полугодовом собрании в Мерчантс-холле в Бристоле 15 августа 1838 года, которое продолжалось не менее семи часов, прежде чем было отложено до 10 октября. Ливерпульская партия присутствовала в большом количестве, и широкой колее не удалось спастись. Они выдвинули свои резолюции, требующие представительства и второго инженера, но, как ни странно, им не удалось добиться разделения. Они бы сделали это, - сказал впоследствии Гиббс, - если бы знали, как и я, что у них есть большинство". Несмотря на то, что им не удалось отстоять свое преимущество, противники Брюнеля продолжали свои выступления, в результате чего в конце месяца директора уступили им, согласившись пригласить независимого инженера для обследования и составления отчета по железной дороге. На самом деле Брюнель уже согласился на такой курс в июле предыдущего года, и тогда директора пригласили Джеймса Уокера, президента Института гражданских инженеров, Роберта Стефенсона и Николаса Вуда для изучения и составления отчета. Согласился только Вуд, но он смог приступить к осмотру только в сентябре, когда в помощь ему был приглашен наш старый друг доктор Дионисий Ларднер. К нему присоединился Джон Хокшоу, двадцатисемилетний инженер железной дороги Манчестера и Лидса, который был