Книга чая. С комментариями и иллюстрациями - Какудзо Окакура

море, тщетно стремятся достать для себя драгоценную жемчужину жизни. Нам снова нужна Ниука, чтобы исправить огромное опустошение; мы ждем великого Аватара. А пока давайте выпьем по глотку чая. Послеполуденное сияние освещает заросли бамбука, фонтаны журчат от восторга, шелест сосен слышен в шуме нашего чайника. Давайте мечтать о мимолетности жизни и задерживаться в прекрасной глупости вещей.

II. Школы чая

Чай – это произведение искусства, и для того чтобы выявить его самые благородные качества, требуется рука мастера. Как бывают хорошие и плохие картины (чаще последнее), так есть и хороший и плохой чай. Как нет правил создания шедевров, подобных кисти Тициана и Сэссона, так и не существует единого рецепта для приготовления идеального чая. Всякое заваривание листьев имеет свою индивидуальность, свою особую связь с водой и теплом, свою собственную манеру повествования. В нем обязательно должно быть нечто по-настоящему прекрасное. А мы почему-то особенно не страдаем от упорной неспособности общества признать этот простой, но фундаментальный закон искусства и жизни; Ли Цинчжао, поэтесса эпохи Сун, с грустью замечала, что в мире есть три самые прискорбные вещи: когда прекрасную молодежь портят ложным образованием, когда вульгарное восхищение портит великолепное искусство, когда неумелое приготовление чая превращает его в отвратительное пойло.

Сэссон Сюкей (1504–1589), имя-псевдоним, буквально означает «снежная деревня» – японский художник, буддийский монах, странник, автор трактата «Основные советы для учеников», посвященного рисованию с натуры.

Как и искусство, чай прошел свои периоды и школы. Его эволюцию можно условно разделить на три основных этапа: вареный (или кипяченый) чай, взбитый чай и заваренный чай. Мы, современные люди, принадлежим к последнему периоду. Эти несколько методов приготовления напитка, употреблявшихся ценителями, характеризуют дух эпохи, в которой они преобладали. Ибо жизнь есть выражение, и наши бессознательные действия неизменно выдают наши сокровенные мысли. Конфуций сказал, что «человек ничего не скрывает». Вероятно, мы постоянно выдаем себя в мелочах, поскольку имеем слишком мало того великого, что нужно скрывать. Ничтожные мелочи повседневной рутины являются таким же дополнением к характеристике расовых идеалов, как вершины достижений философии или поэзии. Равно как различия в выборе той или иной сельскохозяйственной культуры указывают на предпочтения разных периодов и национальностей Европы, так и идеалы чая характеризуют различные настроения восточной культуры. Плиточный чай, который варили, чай в порошке, который взбивали, чай в листьях, который заваривали, отмечают различные эмоциональные импульсы династий Тан, Сун и Мин в Китае. Если мы решили бы воспользоваться часто употребляемой терминологией классификации искусств, мы могли бы обозначить соответственно три школы чая: классическую, романтическую и натуралистическую.

Натурализм – здесь то же самое, что реализм в литературе и искусстве XIX века. Окакура имеет в виду, что сначала чай воспринимался как источник здоровья (классика), потом – как источник переживаний и особых эмоций (романтика), потом как источник социализации и социального опыта (реализм-натурализм).

Китайским целителям и ботаникам чайное растение родом из Южного Китая было известно с незапамятных времен. Оно упоминается в классических произведениях под различными названиями: Tou, Tseh, Chung, Kha и Ming; растение высоко ценили за то, что оно обладало свойствами снятия усталости, наслаждения души, укрепления воли и восстановления зрения. Настойку из чая пили, а также его часто применяли наружно в виде пасты для облегчения ревматических болей. Даоситы утверждали, что чайное растение является важным ингредиентом эликсира бессмертия. Буддисты широко использовали его, дабы не испытывать сонливости во время долгих часов медитации.

К IV и V векам чай стал любимым напитком жителей долины реки Янцзы. Примерно в это же время был придуман современный иероглиф «ча» (cha), который, по всей видимости, представляет собой искаженный классический «тау» (tou). Поэты южных династий оставили некоторые фрагменты стихов, свидетельствующие об их пылком обожании «пены жидкого нефрита». Тогда у императоров существовал обычай дарить высшим министрам редкие сорта чая и рецепты заваривания чайных листьев в качестве награды за выдающиеся заслуги. Однако способ употребления чая на этой стадии был до крайности примитивен. Листья пропаривали, толкли в ступке, делали из них лепешку и варили вместе с рисом, имбирем, солью, апельсиновой цедрой, специями, молоком, а иногда и с луком! Этот обычай сохранился и в наши дни у тибетцев и различных монгольских племен, которые делают из таких ингредиентов довольно любопытный на вкус сироп. А то, что русские, которые переняли обычай пить чай от китайских караванщиков, добавляют в него ломики лимона, указывает на сохранение древней традиции и в наше время.

Окакура довольно фантастично представляет себе русское чаепитие. Обычай пить чай с лимоном действительно связан с монгольской жизнью, но опосредованно, через институт ямской гоньбы, возникший по образцу логистики Золотой Орды. В дороге путешественников очень укачивало, и им предлагали горячий чай с чем-то кислым, например кислой капустой или солеными огурцами. Такой напиток снимал головокружение и тонизировал. С развитием импорта колониальных товаров лимон стал в России лучшей добавкой к чаю.

Чтобы вывести чай из примитивного состояния и сделать его по-настоящему идеальным, потребовался гений династии Тан. Первый преданный сторонник, или апостол, чая явился нам в середине VIII века с появлением Лу Юя. Он родился в эпоху, когда буддизм, даосизм и конфуцианство находились в поисках взаимного синтеза. Пантеистический символизм того времени призывал отражать универсальное, общее в частном. Будучи поэтом, Лу Юй увидел в чайной церемонии ту же гармонию и порядок, которые царят повсюду в мире. Затем в своем знаменитом труде «Чайный канон» (Chaking, «Священное писание чая») он сформулировал кодекс, или канон, чая. С тех пор автора почитают как бога – покровителя китайских торговцев чаем.

Лу Юй (733–804), имя буквально означает «суша-перья» – поэт, буддийский монах-затворник, почитается как божество чая.

«Чайный канон» состоит из десяти глав в трех томах. В первой главе Лу Юй трактует природу чайного растения, во второй рассказывает о методах сбора листьев, в третьей – о выборе листьев. По его мнению, самые качественные листья должны «сминаться, как кожаный сапог татарских всадников, завиваться, как подгрудок могучего быка, разворачиваться, как туман, поднимающийся из оврага, блестеть, как озеро, тронутое зефиром, и быть влажными и мягкими, как плодородная земля, только что умытая дождем».

Четвертая глава посвящена перечислению и описанию двадцати четырех «участников» чайной церемонии, начиная с треножника и заканчивая бамбуковым шкафом для хранения всей чайной утвари. Здесь мы замечаем пристрастие Лу Юя к даосской символике. Также интересно в связи с этим отметить влияние чая на китайскую керамику. Как хорошо известно, знаменитый фарфор Поднебесной империи возник в попытке воспроизвести изысканные