Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

В один из таких приездов в Ливадию в присутствии писателя Хрущев рассказывал историю о том, как он «приложил руку» к написанию пьесы «В степях Украины».

По предложению Микояна, тогда министра торговли, налоги в колхозах взимали с количества скота. «Микоян не понимал в этих вопросах, — сказал Никита Сергеевич. — Впрочем, я тоже не понимал, когда приехал на Украину. Однажды в колхозе под Киевом в Броварском районе председатель посетовал: „Где же справедливость? У моего соседа, председателя колхоза, земля лучше и ее больше, но он платит государству меньше налога, потому что хитрый. У меня земля один песок, но у него меньше скота, чем у меня“».

Хрущев немедленно позвонил Сталину и предложил взимать налог не с поголовья, а погектарно. Сталин попросил подготовить докладную записку и приехать в Москву. «На секретариате после моего доклада закон был подправлен, Сталин был доволен и начал меняться по отношению к Микояну, говорил, „налоги его идея, а он не смыслит в сельском хозяйстве“, — рассказывал Хрущев. — Тогда я пригласил на дачу в Межигорье Корнейчука, поведал ему всю историю и предложил написать пьесу о двух председателях колхозов. Но когда пьеса вышла, на нее обрушились критики. Я ее дал почитать Сталину. Корнейчук получил от него хвалебное письмо, и пьесу стали повсюду ставить с огромным успехом. Александр Евдокимович хотел сделать меня соавтором, но запамятовал».

Тот посмеивался и поддакивал, вспоминала мама, хотя, «думаю, был не в восторге от этого рассказа. Но папа, правда, помогал, если мог». Виктор Некрасов, автор знаменитой повести «В окопах Сталинграда», а потом эмигрант, не знал, что Сталинскую премию за «Окопы» он получил благодаря Хрущеву. В 1946 году его из награды на всякий случай вычеркнул главный цензор от литературы писатель Александр Фадеев — в повести было недостаточно героизма и Сталина. Хрущев же дал вождю почитать — «великая вещь» — и повесть прошла. «Уже на пенсии папа все хотел Некрасову привет передать, сказать, что тот был прав про Бабий Яр. Некрасов настаивал, что гибель там евреев надо было выделить отдельно».

С точки зрения Москвы, Хрущев с недостаточной жесткостью подходил к идеологическому воспитанию «партийных и советских» кадров. Была и еще одна проблема: авторитет Никиты Хрущева как «верного соратника Сталина и славного вождя украинского народа» вырос так, что уже не мог не привлекать внимания Кремля. Газеты только и успевали писать о местах, которые посетил т. Хрущев[209], и он уж слишком сдружился с украинскими «властителями дум».

В 1947 году в Киев для «помощи» зарвавшемуся украинофилу приехал «железный Лазарь». «Каганович с подначивания Сталина как бы играл роль цепного пса, которого выпускали, чтобы рвать тело того или другого члена Политбюро, к которому Сталин питал какое-то охлаждение», — вспоминал Никита Сергеевич[210]. За десять лет до этого Лазарь Моисеевич так же по поручению Сталина «помогал» Косиору навести порядок.

Теперь была очередь Хрущева. Он не приехал в Москву на заседания Верховного Совета СССР 20 февраля 1947 года — туда отправился Микола Бажан, еще один ставленник от культуры. 3 марта Никиту Сергеевича сняли с поста первого секретаря ЦК КП(б)У, а затем и секретаря киевских областного и городского партийных комитетов, оставив ему только кресло председателя украинского Совмина. Официальным предлогом для приезда Кагановича стала необходимость разделения должностей — слишком много власти (и почитания) для одного человека[211].

Будучи десять лет начальником, Хрущев снова играл вторую скрипку после Кагановича, для которого Киев тоже стал понижением. Но Никита Сергеевич умел признавать свои ошибки. В конце марта, искренне каясь, он выступил с самокритикой в Верховном Совете республики, хотя и продолжал ругать посевы яровой пшеницы на Украине[212]. После этого он заболел воспалением легких, и его имя исчезло из украинской прессы до сентября. Наверное, в первый раз он устал от сталинской нервотрепки и от опустошительной, никогда не ослабевающей политической борьбы. Казалось, его блестящая карьера подошла к концу.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о разделении постов председателя Совета министров и первого секретаря ЦK КП(б)У и назначении первым секретарем ЦК КП(б) Украины Л. М. Кагановича, председателем Совета министров — Н. С. Хрущева

27 февраля 1947

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1496. Л. 195]

Решение Политбюро ЦК ВКП(б) о направлении Н. С. Хрущева на Рижское побережье для продолжения лечения

5 июля 1947

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1501. Л. 55]

Н. С. Хрущев и Ю. Н. Хрущева на Рижском взморье

1947

[Семейный архив автора]

Тетя Рада говорила, что «все безумно волновались». Он действительно чуть не умер и долго лечился на Рижском взморье. Даже старшая дочь Юля приехала из Киева с ними отдыхать. Дома сохранились многочисленные фотографии из Юрмалы и других прибалтийских мест, подписанные прабабушкиной рукой, и на них, что огромная редкость, можно увидеть похудевшего прадедушку в кругу семьи.

В это время он опять начал «складывать деньги в чулок», прятал в сейф, вспоминала Юля-большая. Каждую ночь ложился спать со страхом за завтрашний день, за семью — боялся, что Сталин его убьет. За ужином им как-то подавали котлеты из голубей. Юля прошептала Раде: «Из экономии? Что же повар подумает, руководитель Украины — и голубей ест». Про вождя он тогда говорил хорошо, но сдержанно и мало, особенно при других членах украинского аппарата на охоте и на обедах. Я потом у прабабушки про этих голубей спросила. Она все отрицала: не от бережливости, а как с кроликами раньше — эксперимент.

Рассказывает дядя Виктор Гонтарь: когда в 1957 году Кагановича убрали из Кремля, его перевод в Киев в 1947-м объяснили очередным витком сталинского ужесточения. Хрущев ругал «провокационную деятельность» Кагановича, потому что «плохой Лазарь» нужен был для идеологического возвышения «хорошего Никиты». Обвинения были немного притянуты за уши, но не беспричинны.

В 1947 году в музее Ленина (сейчас Дом учителя) в присутствии всего правления Союза писателей Украины Каганович рвал и метал, громя украинский национализм, Рыльского, Юрия Яновского, редактора журнала «Отчизна» и других. Яновский плакал (Гонтарь сидел рядом с ним), а Рыльский не испугался и даже возражал: нельзя обвинять его стихотворение «Мать» в отсутствии патриотизма; оно воспевает Советскую Украину, хотя и без имени Сталина. 11 декабря 1947 года «Литературная газета» в Киеве напечатала его «признание» «О националистических ошибках в моей литературной работе», и от культуры на время отстали.

По словам Гонтаря,