Два года СВО. Философский дневник крымчанина - Олег Константинович Шевченко

лишь один незначительный пассаж в книге. В остальном же книга Олега Шевченко совершенно замечательная, и ее появление можно только приветствовать. Как было сказано в начале рецензии, философской литературы о событии СВО у нас катастрофически не хватает, а само событие меж тем отчаянно требует себе толкования. И такие книги, как философский дневник О.К. Шевченко, стимулируют поиск адекватного философского понимания этого эпохального для всей новейшей истории России события.

В первой же части книги обозначается непростая и для многих неприятная проблема — та самая, которая решается на СВО, а именно проблема различения украинства как искусственной идеологии и украинской культуры, значительно обособившейся от общерусской, но не потерявшей, однако, связь с ней окончательно. Шевченко обращает внимание на то, что есть большой соблазн упростить «украинский вопрос» и просто отождествить украинство как политическую идеологию неонацистского толка с украинской культурой вообще. Этот простой путь решения сложнейшей проблемы приведет к тяжелейшим результатам, предупреждает философ. Как пример верного пути он приводит политику СССР в отношении германской культуры во время Великой Отечественной войны (пример очень правильный, ведь СВО действительно можно интерпретировать так, что мы теперь оканчиваем незаконченную войну с нацизмом). Вот что пишет Шевченко:

«Когда СССР боролся с Германией, никогда не прекращались трансляции музыки И. С. Баха, Л. В. Бетховена, изучение в школах И. В. Гете и издание сказок немецких писателей… И это был высочайший акт отечественного патриотизма, свидетельство любви к своей Родине через упражнение к иной культуре».

Применимо это к украинской культуре, которая, по сути дела, наша собственная культура, поскольку принадлежит к общерусской культуре. Конечно, по известному закону психологии к чужим гораздо легче применить сочувствие и чувство справедливости, своих же судишь всегда строже, со своими всегда сложнее, как в случае с украинцами, которые нам все-таки не чужие, несмотря ни на что. Но имперское чувство предполагает как раз цветущую сложность (по К.

Леонтьеву), сложное национальное сознание (по Г. Федотову). И вот этого имперского такта нам сейчас крайне недостает. И когда едва ли не единственный музыкант с таким чувством имперского такта спел песню на украинском языке в ознаменование того факта, что война идет с украинством как неонацистской идеологией, но не с украинской культурой, то наши местные великоросские националисты хором заверещали свое «протестую!»[145], потому что ведь «никогда мы не будем братьями». Эти наши великоросские националисты, осуждающие все украинское на уничтожение, как отмечает О. Шевченко, ничем принципиально не отличаются от малоросских националистов, осуждающих на уничтожение все великоросское, все русское, а значит, и себя самих в той мере, в какой они еще не превратились окончательно в вырусь.

Поэтому Шевченко пишет: «Глубинная задача денацификации: убедить, объяснить, доказать, показать гражданам Украины различие между патриотизмом и нацизмом».

Это научение должно произойти не только и не столько через политические действия, но через культуру — через песни, через поэзию, через книги, через фильмы, и конечно — через философию, потому что, согласно Платону, философия и должна прежде всего научить людей. Платон, как писал А.Ф. Лосев, слишком любит человека, чтобы оставить его неподготовленным к миру. Вот так и нам нельзя оставить украинцев, если прогноз украинствующей девочки-поэтессы, со злобным придыханием вещающей «никогда мы не будем братьями», неверен, если мы действительно братья и если мы действительно любим украинцев как наших братьев, пусть заплутавших, пусть обманутых и околдованных, но все-таки братьев. Кроме нас ведь они никому не нужны. Не нужны именно как они сами. Западу они нужны до поры до времени — как таран против России, нужны как антироссия, нужны как «свидомые» неонацисты, как адепты искусственной агрессивной идеологии украинства, — нужны как украинствующие, но не нужны как украинцы. Как украинцы они не нужны даже своему собственному правительству. Но России, как империи, как государству-цивилизации, нужны именно украинцы, как малороссы, как хохлы (подчеркните нужное) — с их специфической южнорусской культурой, языком, с их песнями и нарядами, южнорусским жарким весельем и плясками, с салом и шоканьем. Нужны, как братьям и сестрам нужны братья и сестры.

И на этот счет важный вывод О. Шевченко:

«…Нельзя квалифицировать специальную военную операцию РФ как войну против Украины. Речь идет о военной — а в последующем и культурно-политической - борьбе с национал-фашизмом на Украине. И это борьба отнюдь не за настоящее, она за будущее Украины».

А вместе с тем и за наше общее будущее. Через десятки страниц философ конкретизирует и выразит эту мысль о целях борьбы на языке философской этики:

«Прежде всего, идет атака на то, чтобы мы не смогли правильно увидеть добро и зло».

Потому что без верной оптики на эти нравственные категории у нас не будет никакого будущего. И как только мы начинаем применять подлинно нравственные (а не только геополитические) категории по отношению к будущему, т. е. как только оказываемся в специфически русском, этикоцентристском пространстве мысли, на горизонте появляется концепт русской идеи, запрос на который делает сама наша непростая эпоха, эпоха перемен, которую мы так долго ждали, о которой мечтали и пели.

И Шевченко очень верно отмечает относительно русской идеи:

«Она не придет сверху как нормативно-правовой акт. Она не сможет быть принята большинством голосов на собрании партии, она родится в наших спорах, наших повестях, наших противоречиях».

Под этими словами можно только подписаться. Для будущего нужно работать и соработничать. Прежде всего, следует определиться, какими мы сами войдем в этой будущее.

Если война, как писал Вл. Эрн, это великий экзамен на себя самих, то следует понять, какими мы хотим себя видеть. В борьбе с врагом важно сохранить свою самость, за которую и идет борьба. Воюя с братьями, важно держать в уме свое отличие от зачарованного брата. И Шевченко в своей книге много рассуждает о нацизме, которым околдовали-инфицировали украинцев. Он пишет:

«Наиболее последовательное сопротивление фашистской идеологии оказал именно Русский мир. Почему? Ведь дело не в том, что он совершенно не попадает под фашистское воздействие. Есть, и немало, свидетельств, как русские люди разных этносов, верований — от казачьих генералов до православных мистиков — попадали под обаяние нацонал-фашизма. Но в целом Русский мир показал высокий потенциал борьбы с этой идеологией. Вероятно, в статусе России и русскости как таковой. Статусе, который отрицает готовые оккультные синкретические истины и требует не столько ответов, сколько качественного вопрошания».)

Это подлинное философское вопрошание о смысле жизни и войны, любви и смерти, о сущности справедливости и добра действительно отличает русскую мысль. Это своего рода этикофилософская прививка от чумы неонацизма, поразившей Украину. Но эту прививку