Император Пограничья 13 - Евгений И. Астахов

голос. — Княжна, вы хотя бы знаете, для чего живёте. Знаете, что значит быть бесполезным? Это когда тебя списали. Когда все отвернулись. Воевода дал мне второй шанс. Угрюм принял. Теперь мой долг — защитить их.

— Долг перед теми, кто в нас верит, — тихо подхватила Полина. — И перед теми, у кого никогда не будет шанса, если мы не поможем. Я видела слишком много сирот перед Гоном. Хочется создать место, где дети Содружества смогут жить в безопасности, учиться, познавать мир, расти без страха. Может, наивно…

— Не наивно, — я качнул головой. — Чудесно. Я помогу тебе.

— И я! — тут же с горячностью вскинулся Тимур Черкасский, ухаживающий за Белозёровой весь вечер.

Несколько голосов поддержали идею. Атмосфера потеплела — каждый здесь, кажется, нёс свою мечту о лучшем мире.

— В наивности нет ничего плохого, — протянул Джованни с грустной усмешкой. Варвара Уварова, сидевшая по левую руку от него, сочувственно сжала ладонь итальянца. — Santa Madonna! Я вот тоже мечтал изменить мир и помогать людям! Создал препарат, который мог спасать жизни не хуже магии! И знаете, чем это кончилось?

— Что за препарат?— заинтересовался Грановский.

Хирург оживился:

— Улучшенный антисептик! Не просто спирт или карболку, а настоящий прорыв! Убивает практически все патогены! — Альбинони активно жестикулировал. — Бактерии, вирусы, грибки, споры — всё! Работает быстрее традиционных средств, меньше повреждает здоровые ткани, имеет пролонгированное действие. И главное — микробы не вырабатывают к нему устойчивость!

Врач помрачнел:

— По эффективности приближался к магическому очищению. Предотвращал гангрену, сепсис, резко снижал смертность после операций и инвазивных процедур. Но это не какая-то бурда, как смешивает nonna Агафья — требовалось дорогое оборудование, сложный синтез, многоступенчатая очистка…

— Оборудование? — уточнил Грановский. — Алхимическое, как у Зарецкого?

— Нет! Только наука, никакой магии! Это же не настойка, сваренная в подвале! — Джованни хлопнул ладонью по столу. — Нужна целая лаборатория — реакторы, колонки для хроматографии и дистилляции, вытяжки. Многоступенчатая очистка до клинической чистоты. Я вложил всё, что имел, сделал опытный образец, но это меня и разорило.

— Гильдия Целителей, верно? — я вспомнил давние слова покойного Николая Бутурлина, чей безопасник когда-то пробивал для меня биографию итальянца.

— Si! Гильдия Целителей узнала. Конкуренция им не нужна. Использовали свои связи при дворе князя, закрыли мою клинику, а меня — в долговую яму за долги по оборудованию.

Я задумчиво потёр подбородок. Препарат, работающий почти как магическое очищение, но без магии. Для армии это бесценно — меньше потерь от заражений и гангрены, больше солдат возвращаются в строй.

Но почему Гильдия задушила разработку? Джованни лечил простолюдинов, а целители работают со знатью и богачами — клиентура не пересекается. Впрочем, ответ очевиден. Во-первых, страх масштабирования: сегодня один врач лечит бедняков, завтра его методы распространятся, и появятся конкуренты, предлагающие знати дешёвую альтернативу. Душат угрозу в зародыше. Во-вторых, борьба за тотальный контроль — Гильдия хочет монополию на всю медицину, а независимый успешный врач создаёт опасный прецедент. И в-третьих, самое важное: если простолюдин без магии достигает результатов, сопоставимых с магами-целителями, это подрывает весь их статус «особой» элиты. Удар по престижу. Подтверждение, что немагическая наука может конкурировать с магией.

Ублюдки!.. Душат то, что могло бы усилить всё человечество перед лицом Бездушных.

— Формула у вас сохранилась? — спросил я, не скрывая заинтересованности.

— Конечно.

— Тогда потом предметно обсудим.

Итальянец засиял, как начищенная пряжка ремня.

— Знакомая история, Джованни, — хмыкнул Грановский. — Наказать невиновных, наградить непричастных… Мне тоже досталось за то, что я пытался помочь людям. Был паводок, и я направил воду в обход деревни, использовав казённую взрывчатку. Сотню жизней спас.

— И посадили? — возмутилась Елизавета.

— За «нецелевое использование государственного имущества». А те чиновники, что счёт выставили, потом награды получили за «эффективную ликвидацию последствий стихийного бедствия».

Несколько человек за столом выругались вполголоса. Ярослава нахмурилась, Захар что-то пробормотал про «сволочей во фраках».

— Вот поэтому мы и держимся вместе, — вдруг сказал Илья, глядя по сторонам, — потому что там, снаружи, система ломает хороших людей. А здесь, в Угрюме, другие правила. Дед говорил — Бутурлины выживают, потому что не бросают своих. Мы с Лизой может не герои, но вы все нас не бросили после… после всего. Будем помогать чем сможем. Если надо, будем сражаться, подносить снаряды, ухаживать за раненными. Ты только скажи, Прохор, что делать.

Игнатий, слушавший молча, задумчиво провёл рукой по бороде:

— Слушаю вас всех и думаю — никто здесь не говорит «что я получу». Все говорят «что я могу дать другим». Вы, — кивок Илье и Лизе, — отдаёте долг. Полина хочет позаботиться о детях. Джованни создавал лекарство. Карл проектирует Академию. Княжна Голицына хочет стать достойной правительницей. Завтра мы можем погибнуть, а дело останется, его подхватят другие. Или не останется. Но мы всё равно делаем… Есть старая притча. Крестьянин посадил дуб, зная, что не увидит его взрослым. Соседи смеялись — зачем тебе дерево, в тени которого не посидишь? А он отвечал: «Мои внуки посидят». Мы строим будущее не для себя, а для тех, кто придёт после.

Я смотрел на этих людей и чувствовал что-то странное в груди — разливающееся тепло. Столь разные — аристократы и простолюдины, маги и обычные люди, местные и пришлые. Но все они собрались здесь, готовые завтра умереть не за меня, а за идею. За мечту о месте, где каждый имеет ценность. Где человек — не ресурс, не средство, а цель.

Дверь скрипнула. Вошёл отлучившийся Захар с глиняным кувшином:

— Тут местные самогон, стало быть, принесли. Для храбрости, говорят.

Запахло хлебом и чем-то резким. Захар разлил мутноватую жидкость.

— За Угрюм! — просто сказал Борис, поднимая кружку.

— За тех, кто строит будущее! — отозвался Руслан Ракитин.

Самогон обжёг горло. Ярослава закашлялась:

— Это же яд чистый!

— Дезинфицирует! — просипел Джованни.

— Зато крепкий! — засмеялся Матвей. — После такого никакие враги не страшны!

Разговоры стали проще, теплее. Василиса спорила с фон Штайнером об архитектуре, Джованни эмоционально объяснял Борису принципы антисептики, а тот кивал с осоловелым лицом, Полина тихо беседовала с отцом Макарием.

Ракитин подсел ближе, когда остальные увлеклись своими беседами. Боярин покрутил в руках кружку, словно подбирая слова.

— Помнишь наш первый разговор? — негромко спросил он. — Когда я рассказывал о дедовских байках про времена Империи?