Евгений Онегин. Роман с разбором психолога и литературоведа - Александр Сергеевич Пушкин

St.-Priest[25], твои карандаши;

В дверях другой диктатор бальный

Стоял картинкою журнальной,

Румян, как вербный херувим,

Затянут, нем и недвижим,

И путешественник залётный,

Перекрахмаленный нахал,

В гостях улыбку возбуждал

Своей осанкою заботной,

И молча обмененный взор

Ему был общий приговор.

XXVII

Но мой Онегин вечер целой

Татьяной занят был одной,

Не этой девочкой несмелой,

Влюбленной, бедной и простой,

Но равнодушною княгиней,

Но неприступною богиней

Роскошной, царственной Невы.

О люди! все похожи вы

На прародительницу Эву:

Что вам дано, то не влечет,

Вас непрестанно змий зовет

К себе, к таинственному древу;

Запретный плод вам подавай,

А без того вам рай не рай.

XXVIII

Как изменилася Татьяна!

Как твердо в роль свою вошла!

Как утеснительного сана

Приемы скоро приняла!

Кто б смел искать девчонки нежной

В сей величавой, в сей небрежной

Законодательнице зал?

И он ей сердце волновал!

Об нем она во мраке ночи,

Пока Морфей не прилетит,

Бывало, девственно грустит,

К луне подъемлет томны очи,

Мечтая с ним когда-нибудь

Свершить смиренный жизни путь!

XXIX

Любви все возрасты покорны;

Но юным, девственным сердцам

Ее порывы благотворны,

Как бури вешние полям:

В дожде страстей они свежеют,

И обновляются, и зреют —

И жизнь могущая дает

И пышный цвет и сладкий плод.

Но в возраст поздний и бесплодный,

На повороте наших лет,

Печален страсти мертвой след:

Так бури осени холодной

В болото обращают луг

И обнажают лес вокруг.

XXX

Сомненья нет: увы! Евгений

В Татьяну как дитя влюблен;

В тоске любовных помышлений

И день и ночь проводит он.

Ума не внемля строгим пеням,

К ее крыльцу, стеклянным сеням

Он подъезжает каждый день;

За ней он гонится как тень;

Он счастлив, если ей накинет

Боа пушистый на плечо,

Или коснется горячо

Ее руки, или раздвинет

Пред нею пестрый полк ливрей,

Или платок подымет ей.

XXXI

Она его не замечает,

Как он ни бейся, хоть умри.

Свободно дома принимает,

В гостях с ним молвит слова три,

Порой одним поклоном встретит,

Порою вовсе не заметит:

Кокетства в ней ни капли нет —

Его не терпит высший свет.

Бледнеть Онегин начинает:

Ей иль не видно, иль не жаль;

Онегин сохнет – и едва ль

Уж не чахоткою страдает.

Все шлют Онегина к врачам,

Те хором шлют его к водам.

Комментарий литературоведа

XXIV. Что нынче несколько смешно.

В XVIII веке в светском обществе ценились утонченная вежливость и изысканный стиль беседы. В 1790-е годы это приобрело политический оттенок: петербургские круги, связанные с французскими эмигрантами, подчеркивали, что в России сохранился «версальский» тон, уже утраченный во Франции. В XIX веке нормы светского поведения изменились. С одной стороны, стала популярной «английская» манера – серьезные разговоры и краткая речь заменили изысканные беседы с дамами. С другой стороны, в моду вошли «солдатские» манеры наполеоновских генералов, которые распространились в европейских салонах. В России это проявилось после приезда французского посла Коленкура, особенно повлияв на поведение молодежи. Утонченность XVIII века стала казаться старомодной и даже смешной.

XXV. На вензель, двум сестрицам данный…

Речь об осиротевших дочерях внезапно скончавшегося генерала Николая Бороздина.

Генерал Бороздин умер на руках у начальника жандармов Петра Балабина, который сообщил о бедственном положении его сирот Бенкендорфу, а тот – Николаю I. Это соответствовало официальной версии, что жандармы созданы для того, чтобы напрямую доносить императору о нуждах «вдов и сирот». В обществе ходила легенда, что Николай I, инструктируя Бенкендорфа, протянул ему свой носовой платок, сказав, что тот должен «вытирать слезы» вдов и сирот. Однако у этой истории была и другая сторона: вензель (знак с инициалами императрицы) получали только лучшие выпускницы Смольного и Екатерининского институтов, и их количество было ограниченным. Наградив «сироток», император лишил кого-то другого заслуженной награды. Эти детали – приметы того времени (поэтому Белинский назвал роман Пушкина «энциклопедией русской жизни»).

XXVI. St.-Priest, твои карандаши…

Граф Эммануил Сен-При – гусар и светский карикатурист.

XXVI. Стоял картинкою журнальной…

Имеется в виду гравюра с изображением последних мод.

XXVI. Румян, как вербный херувим…

Вылепленная из воска фигурка ангела, такие продавали на «вербных» базарах.

XXVI. Перекрахмаленный нахал…

У франтов 1820-х годов было принято носить батистовые шейные платки. Слегка крахмалить их (то есть полоскать в воде с крахмалом, чтобы ткань стала более плотной и служила дольше) ввел в моду знаменитый денди Джордж Брэммель. Это считалось признаком дендизма. «Перекрахмалить» же значило переусердствовать по части моды, что противоречило неписаным нормам хорошего тона и было vulgar (вот развлечения у людей того времени!).

XXVII. О люди! все похожи вы

На прародительницу Эву…

Библейский сюжет о грехопадении. Согласно ему, первые, сотворенные Богом люди Адам и Ева жили в райском саду, Эдеме. Они могли делать что угодно и есть плоды с любого дерева, кроме древа познания добра и зла. Сатана в образе змея-искусителя соблазнил Еву отведать «запретный плод» и угостить им Адама, после чего основателей человеческого рода изгнали из рая, то есть из состояния счастливой безгрешности они перешли к жизни в страдании и грехе.

XXVIII. Как утеснительного сана…

Звание, связанное с почетным положением.

XXVIII. Пока Морфей не прилетит…

Морфей – древнегреческий бог сна.

XXX. Ума не внемля строгим пеням…

Пени – укоры.

XXXI. Те хором шлют его к водам.

В то время популярны были лечебные поездки на Кавказские Минеральные Воды.

XXXII

А он не едет; он заране

Писать ко прадедам готов

О скорой встрече; а Татьяне

И дела нет (их пол таков);

А он упрям, отстать не хочет,

Еще надеется, хлопочет;

Смелей здорового, больной,

Княгине слабою рукой

Он пишет страстное посланье.

Хоть толку мало вообще

Он в письмах видел не вотще;

Но, знать, сердечное страданье

Уже пришло ему невмочь.

Вот вам письмо его точь-в-точь.

Письмо Онегина к Татьяне

Предвижу все: вас оскорбит

Печальной тайны объясненье.

Какое горькое презренье

Ваш гордый взгляд изобразит!

Чего хочу? с какою целью

Открою душу вам свою?

Какому злобному веселью,

Быть может, повод подаю!

Случайно вас когда-то встретя,

В вас искру нежности заметя,

Я ей поверить не посмел:

Привычке милой не дал ходу;

Свою постылую свободу

Я потерять не захотел.

Еще одно нас разлучило…

Несчастной жертвой Ленский пал…

Ото всего, что сердцу мило,

Тогда я сердце оторвал;

Чужой для всех, ничем не связан,

Я думал: вольность и покой

Замена счастью. Боже мой!

Как я ошибся, как наказан.