Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

рад был тому. И вместе с Кларой Кёршнер умилялся девочке. Но на все эти приятные занятия времени у него не было, с завтраком было покончено, и барон поехал по делам. На сей раз он выезжал из дома Кёршнеров, облачившись в доспех. Как и все его люди. Во-первых — бережёного Бог бережёт. Во-вторых, пусть в городе знают, что намерения у него серьёзные, а в-третьих же, пусть Малены видят, что он во всеоружии и готов дать отпор прямо здесь и сию минуту. Но в отличие от ночной прогулки, на сей раз ехал он в своей уже изрядно запылённой и требующей мелкого ремонта карете.

Между ратушей, где гнездился городской магистрат, где заседали важные сенаторы, красивым зданием суда и мрачными башнями арсенала притаилось неказистое, стеной к стене арсенала, широкое и приземистое, каменное и крепкое здание с маленькими окнами. То было место, куда и направлялся генерал со своим людьми, то была городская тюрьма.

Как он выяснил по приезду, командовал здесь помощник коменданта города, человек из бывших военных, некто Шмидт. На месте помощника коменданта не оказалось, и посему один из стражников побежал к нему домой, чтобы сообщить начальнику о визите важного гостя. А Волков же вылез из кареты и прохаживался тут же, разговаривая с Рудеманом. Горожане, что проходили мимо, торговцы всякие или писари, или чиновники, или подрядчики, пришедшие в магистрат, с удивлением и настороженностью поглядывали на барона и его солдат. Как-то неестественно смотрелись облачённые в доспех и вооружённые люди в центре города, да ещё и в такой прекрасный солнечный полдень. Наконец появился и помощник коменданта Шмидт.

Это был высокий, с Волкова ростом, человек, уже поседевший на городской службе, его голова, бородка и усы были почти седые, хотя сам он шёл походкой уверенной. Никакой шапки на нём не было, а человека военного в нём легко узнал бы всякий по длинному мечу и старой работы кирасе.

Волков и тюремщик раскланялись, сразу узнав друг друга, так как на городских балах или обедах, конечно же, виделись до этого.

— А я, признаться, отошёл, пошёл пообедать, а тут прибегает человек и говорит, что меня ждёте вы… — после приветствия сразу начал Шмидт. Говорил он весьма бодро. — А я едва сел за стол, и тут на тебе — прибегают, а ещё думаю, не ошибка ли то, с чего это господину барону ждать меня? Но человек мой говорит: ждёт, ждёт, с большой охраной приехал. Я тут же побежал узнать о причине.

— Дорогой друг, — начинает генерал вежливо и указывает на Рудемана, что стоит рядом с ним, — вот этому молодому офицеру было поручено изловить Ульберта Вепря, что этой весной разбойничал в верховьях реки; тогда самого Вепря поймать не удалось, сбежал ловкач, но его логово мой ротмистр разворошил, лодки его взял, и, что самое главное, многих его людей изловил, — тут генерал делает паузу и смотрит на помощника коменданта, — изловил и доставил сюда. Но, — продолжает Волков, — пока я, исполняя волю нашего курфюрста, был в отлучке, этот разбойник Ульберт снова взялся за старое. И вот мы решили допросить тех людишек Ульберта, что нынче сидят в вашей тюрьме, на предмет выяснения, где этот Вепрь нынче может прятаться на реке и где может прятать свои лодки. Хотим мы разбойников пленённых допросить. Уж не откажите вы нам в этой просьбе. Купчишки, и наши, и соседи, снова просят нас избавить реку от наглеца.

Волков просто излучал благодушие и был очень вежлив со Шмидтом, но вот начальник тюрьмы вовсе не улыбался ему в ответ. Напротив, был он хмур и, выслушав просьбу барона, вздохнул, а потом и ответил:

— Так допросить тех бандитов нет никакой возможности.

— Нет возможности? — в голосе барона послышалось удивление. И, кажется, оно было несколько наигранным. — И почему же такой возможности нет?

— Потому как бандитов тех в моей тюрьме уже нет, — отвечал Шмидт. Отвечал нехотя, как будто знал, что за этим его ответом последуют новые, неприятные для него вопросы.

— Нету? — Волков снова удивляется. И тут же догадывается: — А, наверное, этих воров перевешали? Ну что ж, и поделом им, сами выбрали свою дорогу. Да простит их Господь.

— Нет, — говорит ему начальник тюрьмы, — их не перевешали, — и после добавляет: — Пришлось их отпустить.

Барон смотрит на помощника коменданта с удивлением: как интересно; а вот Рудеман не просто смотрит, он ещё и спрашивает, и спрашивает с упрёком:

— Отпустить? Да как же так?

Тут Шмидт тяжко вздохнул и ответил ему:

— Так уж вышло.

— И кто же принял решение отпустить негодяев? — интересуется генерал, подводя разговор к главному. — Кто решил отпустить воров, которые после следствия должны были быть повешены?

— Ну, сам-то я их повесить не мог, — сразу обозначил свои возможности начальник тюрьмы. — У меня и палача своего нет. Да и вердикт суда для того надобен. Не могу же я вешать всякого, кого мне вздумается.

— Не можете? Вот как? — продолжает генерал свой едва уловимый сарказм. — На то надобен, значит, вердикт суда?

А вот у молодого ротмистра сарказма в голосе не слышалось:

— Да уж лучше бы вы их повесили без всякого вердикта; они вон на реке снова за прежнее взялись. А нам снова их выискивать по лесным болотам да дебрям.

На этот упрёк Шмидт ничего не ответил, а тогда генерал у него поинтересовался:

— Значит, без вердикта суда повесить вы никого не можете, а вот без решения суда вы можете кого-то отпустить? Или как у вас это всё происходит?

Весь этот разговор был для помощника коменданта, конечно, неприятен, но деваться ему было некуда; как ни крути, а этот барон в городе человек далеко не последний, от его вопросов вот так вот запросто не отмахнёшься; и посему, хоть и нехотя, Шмидт берётся всё объяснить.

— Коли ко мне привели людей, так я должен получить от прокурора предписание, что тех людей я должен содержать под стражей. И как я их должен содержать, в том предписании сказано. Иной раз такое предписание приходит от судей, такие бывали случаи. Первый судья города Мюнфельд такие предписания выписывает. И вот с тем предписанием я посылаю человека в магистрат, и там в казне мне выдают на воров содержание, на эти деньги я воров и кормлю. А с вашими разбойниками мне от прокурора, — он многозначительно покачал головой, — записки не пришло, и от судей не пришло. Ну, подержал я воров речных ваших в подвалах месяц, кормил чем мог, у других заключённых хлеб забирал,