Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

Список красок, составленный А. В. Праховым

Белила цинковые Сиенна жженая

Неаполитанская желтая Мумия – Stiede grain

Ropal Haume brilliant Крапп-лак – светлый

Светлый хром Крапп-лак – темный

Кадмий светлый Кармин ехtехt

Кадмий темный Лак Робер

Кадмий оранжевый Зелень изумрудная

Охра светлая Зелень перманент светлая

Охра темная Зелень перманент темная

Охра золотистая Ультрамарин

Марс коричневый Кассельская коричневая

Сиенна натуральная Вандик коричневый»[379].

Грандиозное начинание Виктора Васнецова получило заслуженное признание, множество позитивных оценок критиков, восторженных отзывов зрителей. При этом еще до завершения стенописи в адрес и Виктора Михайловича, и его помощников – художников-«соборян» Вильгельма Котарбинского, Михаила Нестерова, Павла и Александра Сведомских – поступало немало негативных отзывов, в том числе от весьма сведущих в искусстве авторов, каким был Сергей Маковский. Вряд ли можно однозначно принять резкость его суждений и счесть их полностью объективными. О Васнецове он отзывался так:

«Упрямо отвернувшись от страшного “Запада” – он остался чужд лучшим поискам современных мастеров кисти; если же подчинился общим течениям европейского искусства, то невольно, бессознательно и потому неудачно.

Отсюда несерьезность его церковной живописи. На него повлияли и английские прерафаэлиты, и позднейшие символисты, но случайно, поверхностно, и эти непродуманные влияния, в соединении с навыками передвижничества и с подражанием византийским образцам, дали странно-незрелое сочетание. Модернизация византийских форм привела Васнецова к внешней, дешевой манерности, от которой бесконечно далеки величавые, полные грозной суровости лики нашей старинной иконописи и тем более – дивно-нереальные образы византийских мозаик…

Несмотря на только что сказанное мною против религиозной живописи Васнецова, я не могу отказаться вполне от этих замечаний. Верно ли понято художником возрождение византизма, жизнеспособна или нет его концепция – другой вопрос. Сделанная им попытка, попытка связать народно-фантастический элемент с церковным каноном, во всяком случае – интересное художественное явление. Васнецов действительно «расширил» рамки школьной иконописи, показал возможность “новых путей” для декоративного храмового искусства. Но он не справился с задачей.

Однажды он сказал одному французскому критику: “Je ne suis pas un peintre, Monsieur, je suis un artiste”[380]. Нельзя лучше определить самого себя. Да он не живописец, но все-таки – художник, баян народной красоты. Несильный, заблудившийся искатель “самобытности”, но искатель! И эта “внутренняя” сторона его творчества – бесспорная ценность. Мы можем любить Васнецова-поэта, забывая о Васнецове-живописце…»[381]

Однако тот же критик Сергей Маковский в другом высказывании высоко оценил именно Васнецова-«живописца»: «Пышные ткани княжеских одежд, темные ризы монахов, уголки пейзажей ласкают глаз оттенками. Мне вспоминается фигура Михаила Черниговского на фоне бледно-розового заката: темно-зеленый кафтан, рубиновый плащ, пояс золотой, с драгоценными камнями. У Михаила Тверского – белая шуба с голубыми разводами и лиловый кафтан в лилиях. Борис и Глеб – в светлом атласе на пунцовой подкладке: у одного алые, у другого изумрудные сапоги. На Алимпии – зеленовато-коричневая ряса, и сверху эпитрахиль темной лазури…»[382]

Несмотря на изнурительный график работы, Виктор Михайлович находил время для семьи, немало занимался с детьми, привносил в их жизнь и глубинную мудрость православных традиций, и многовековую красоту сказок. Детей Васнецовых, помимо сказок, также увлекала работа Виктора Михайловича в мастерской над новыми и новыми холстами, рисунками, «картонами», эскизами, набросками. Дети копировали его произведения цветными карандашами, играя, что пишут картины «вроде папы».

Особенно ждали Рождества, когда неизменно ставили и украшали елку. «Васнецовские елки» были известны в Киеве, а позднее и в Москве. Виктор Васнецов относился к праздничной подготовке увлеченно, серьезно, что всегда ему было свойственно. Из-за постоянного недостатка времени многое не успевал сделать сам, но делился замыслом, неустанно придумывал новые сценарии рождественского праздника. «Елки» не повторялись, сопровождались изготовлением новых игрушек, новыми декорациями, спектаклями, песнями. Так рождались произведения искусства, которые невозможно было сохранить, но в памяти присутствовавших они оставались ярким, ни с чем не сравнимым воспоминанием.

Неравнодушное участие в подготовке рождественских праздников принимал Аполлинарий Михайлович, часто гостивший в семье брата. Однажды вместе с детьми они поставили живую картину «Рождество Христово». Дети изображали пастухов и ангелов. Фон импровизированной декорации оформили с помощью синей бумаги, отверстие в которой освещалось позади сцены лампой, так и загорелась Вифлеемская звезда. Декорацию составили и вырезанные, вероятно, из плотного картона фигуры волхвов, которые были исполнены Аполлинарием Васнецовым. Они светлыми силуэтами выделялись на темном ночном фоне, и детям казалось, что эти люди, действительно, на их глазах идут поклониться Младенцу Иисусу.

Украшения елок в семье Васнецовых были всегда необычными, их большей частью клеили сами дети с помощью взрослых. «Например, однажды фрукты были заключены в толстых паяцев с короткими руками и ногами, смешной рожицей и огромным туловищем, в котором помещалось два апельсина. Как-то на ветвях, украшенных снегом, весело разгуливали канадцы, японцы и др. народы, очень искусно сделанные из цветной бумаги. Под елкой был снег – выше стояли замки с башнями, избушка на курьих ножках и т. п. Свечи помещались в разноцветных тюльпанах, всюду сияли золотые и серебряные звездочки, словом, все было необыкновенно красиво, таинственно, поэтично. Елка стояла и зажигалась дня 3–4 и убиралась, когда начинала осыпаться хвоя. Сама елка была произведением искусства. На елки собиралось много народу, устраивались игры. Но мы любили не шумное веселье игр, не подарки, а самую елку, настолько она была хороша, и когда зажигалась она без гостей, то не теряла своего обаяния. И так во всем, что делал отец, виден был его талант, его увлечение, его детская радостная душа»[383].

Летние дни в Киеве, когда художник имел возможность освободиться от работы и провести время с семьей, также оставались в памяти детей, были наполнены «путешествиями» по новым местам в окрестностях Киева, весельем, общими забавами и играми-сказками. Дважды, летом 1887-го и 1890-го, Васнецовы выезжали на дачу в имение ген[ерала] Былинского на берегу Днепра, в местечке Бровары Черниговской губернии. Виктор Михайлович, склонный к уединению, предпочитал проводить летний отдых на природе в семейном кругу. Выбранную им дачу в Броварах окружали леса, луга и большая роща с осушительными каналами и прудами, где они катались на маленькой плоскодонной лодочке, и радости детей не было предела. Алексей Васнецов вспоминал об этом так:

«Каналы, пересекаясь между собой, представляли целую сеть, образуя маленькие и большие островки. Были островки низкие, покрытые чудной травой, были – густо поросшие лесом. Запомнились мне два: один – в виде большого луга, посреди которого росла толстая старая плакучая ива, и другой – маленький, высокий, с крутыми берегами, обсаженный какими-то кустами (кажется, сирени), а в середине – старые полусгнившие скамейки и столик. На него можно было пройти по мостику. Назывался он у нас почему-то