Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

Джордано Бруно, нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Посему ты подлежишь всем осуждениям церкви и карам, согласно святым канонам, законам и установлениям, как общим, так и частным, относящимся к подобным явным, нераскаянным, упорным и непреклонным еретикам. И как такового мы тебя извергаем словесно из духовного сана и объявляем, чтобы ты и в действительности был, согласно нашему приказанию и повелению, лишен всякого великого и малого церковного сана, в каком бы ни находился доныне, согласно установлениям святых канонов. Ты должен быть отлучен, как мы тебя отлучаем от нашего церковного сонма и от нашей святой и непорочной Церкви, милосердия которой ты оказался недостойным. Ты должен быть предан светскому суду, и мы предаем тебя суду монсиньора губернатора Рима, здесь присутствующего, дабы он тебя покарал подобающей казнью, причем усиленно молим, да будет ему угодно смягчить суровость законов, относящихся к казни над твоею личностью, и да будет она без пролития крови и членовредительства[207]. Сверх того, осуждаем, порицаем и запрещаем все вышеуказанные и иные твои книги и писания как еретические и ошибочные, заключающие в себе многочисленные ереси и заблуждения. Повелеваем, чтобы отныне все твои книги, какие находятся в святой службе и в будущем попадут в ее руки, были публично разрываемы и сжигаемы на площади св. Петра перед ступенями и как таковые были внесены в список запрещенных книг, и да будет так, как мы повелели. Так мы говорим, возвещаем, приговариваем, объявляем, извергаем из сана, приказываем и повелеваем, отлучаем, передаем и молимся, поступая в этом и во всем остальном несравненно более мягким образом, нежели с полным основанием могли бы и должны были бы. Сие провозглашаем мы, кардиналы генеральные инквизиторы, поименованные ниже…»

О том, как происходило лишение священнического сана, мы можем судить на примере Джордано Бруно. Такая же процедура должна была быть совершена и над фра Томмазо, если бы процесс был доведен до конца. Ведь есть множество разрозненных данных о том, что Кампанелла был не просто монахом, а и священником (по показаниям, совершал службы в Стило, сам на первом допросе в Неаполе отвечал, что «по роду занятий я духовное лицо, совершаю службы и требы, проповедую и исповедую»[208], адвокат ди Леонардис в 1600 году упоминал о нем как о рукоположенном клирике, приговор 1602 года запрещал ему служить мессу, Галилей в заметке назвал его «падре», в мае 1628 года ему разрешили отслужить обедню в Риме и т. д.): «Джордано Бруно привели к алтарю тащившие его под руки клирики. На нем были все облачения, которые он получал соответственно ступеням посвящения, начиная со стихаря послушника и кончая знаками отличия священника. Епископ, совершавший церемонию снятия сана, был в омофоре, белом облачении с кружевами, епитрахили красного цвета и священнической ризе. На голове у него была простая митра. В руках он держал епископский жезл. Приблизившись к алтарю, он сел на передвижную епископскую скамью лицом к светским судьям и народу. Джордано Бруно заставили взять в руки предметы церковной утвари, обычно употребляемые при богослужении, как если бы он готовился приступить к совершению священнодействия. Затем его заставили пасть перед епископом ниц. Епископ произнес установленную формулу: «Властью всемогущего Бога Отца и Сына и Святого Духа и властью нашего сана снимаем с тебя облачение священника, низлагаем, отлучаем, извергаем из всякого духовного сана, лишаем всех титулов. Затем епископ надлежащим инструментом срезал кожу с большого и указательного пальцев обеих рук Джордано Бруно, якобы уничтожая следы миропомазания, совершенного при посвящении в сан. После этого он сорвал с осужденного облачения священника и, наконец, уничтожил следы тонзуры, произнося формулы, обязательные при обряде снятия сана» (за снятие сана с Бруно епископ Сидониа получил согласно таксе два скудо).

Кампанелла не мог не знать подобного исхода, но, что он гениально предпринял, расскажем позже, пока же он еще надеялся на какое-то объективное правосудие, на силу своего убеждения и т. п., но дело против него вели грамотно и напористо, приводя показания его сообщников. И показания эти были для него тем страшнее, что уличали его не только и не столько как руководителя восстания, сколько как еретика, а эта дорога вела прямо на костер…

Одним из первых начал «топить» собрата фра Пиццони, арестованный за два дня до пленения Кампанеллы. Многие последовали его примеру, некоторые, пытаясь хоть отчасти «сохранить лицо», формулировали свои показания в стиле «передавали», «такой-то рассказывал, что Кампанелла говорил…» и т. п. Не стали исключениями и ближайшие сподвижники фра Томмазо, пойманные спустя некоторое время: Дионисио Понцио и Маурицио ди Ринальди. В общем, с ними все ясно, налицо обличающие документы.

Теперь есть смысл исследовать, на что опирался, к примеру, Штекли, в своей теории, будто Кампанелла, желая избежать перевода в замок для содержания духовных лиц Монтелеоне из прибрежного замка Кастельветере, откуда намеревался бежать морем, был довольно уступчив, дал прибывшему в замок прокурору Ксараве показания[209] против Понцио и Ринальди, суть которых в том, что Кампанелла лишь случайно узнал, что Ринальди вел переговоры с турками, преследуя свои честолюбивые цели, и был настолько этим возмущен, что хотел даже прервать знакомство с ним. Понцио же, говоря людям об участии в заговоре папы и кардиналов, намеренно лгал, чтобы привлечь больше народа. Штекли объясняет это тем, что фра Томмазо поступил так, заботясь об участи плененных, желая избежать перевода в Монтелеоне и выиграть неделю, остававшуюся до прибытия турок Чекале, и что двое главных его сподвижников ушли в горы и им уже ничто не повредит.

Начнем с того, что Кастельветере – замок вовсе не прибрежный, от него до моря 10 километров. На Понцио и Ринальди уже был преизрядный компромат от доносчиков и соучастников, в частности от того же Пиццони, да и прочих показаний хватало… Опять же: если Маурицио и Дионисио поймают (что и случилось довольно скоро и вполне предсказуемо: 28 и 30 сентября соответственно), как бы он тогда смог смотреть им в глаза?.. Но Штекли здесь не одинок, Шеллер-Михайлов еще более резок в своей оценке, когда пишет, что «в движении Кампанеллы… самою благородною личностью явился Маурицио Ринальди, хлопотавший о призвании турок для избавления отечества от испанцев и забрызганный грязью выдавшим его Кампанеллою».

Кто кого забрызгал – большой вопрос, к которому мы еще вернемся. Мало того, Ринальди в итоге «сломался», перенеся лютые пытки, но напуганный попами, словно неразумное дитя, и данные им показания фактически погубили соратников (они были предъявлены папе, что вынудило его передать следствие испанским светским властям). Да и отношение его к призванию турок оценивается крайне по-разному: кто пишет, что он действительно выступил чуть ли не главным связным между Чикале и заговорщиками (Штекли,