Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

Поимка наглого самозванца стала для чекистов делом чести. В Петергофе им удалось обнаружить квартиру его гражданской жены Франциски Бритт. Там при обыске были найдены и деньги из антикварного магазина, и похищенная из Зимнего дворца картина, и бриллианты, и ещё много чего из разыскиваемого, а также пачка подложных бланков с печатями СНК, ЦИК, ВЧК, НКВД. Однако самого Эболи задержать не удалось. И тогда Дзержинский, человек крайне щепетильно относящийся к казенным деньгам, решил впервые прибегнуть к абсолютно «нереволюционной» методике: за поимку преступника назначить крупную награду – в пять тысяч рублей. И это сработало. Буквально через несколько дней сознательные, но небескорыстные граждане сообщили в ВЧК о местонахождении матерого преступника. Он был взят и перестал интересовать Феликса. Назревали более серьёзные события.

Я. К. Берзин. 1918 г.

[Из открытых источников]

Часть генералов и офицеров Ставки с огромным риском сумели 22 февраля на специальном поезде пробиться в осаждённый Петроград. И уже вечером в Смольный вместе с братом Владимира Дмитриевича генералом Бонч-Бруевичем приехали генералы Лукирский, Раттэль, Сулейман, Гришинский и группа офицеров Генерального штаба. Это были образованные, неоднократно проявившие себя в военных действиях опытные специалисты.

На ночном совещании Центрального исполнительного комитета Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич подробно и четко доложил меры возможного противодействия наступающим австро-германским войскам. Он предложил создать для отпора их наступлению так называемую «Западную завесу», состоящую из нескольких территориальных образований. Участки «завесы» затем трансформировались в дивизии. Отряды добровольцев из местных жителей соответственно превращались в батальоны или полки. Начальники участков делались начальниками дивизий, получающих наименования по городам, в которых стояли. План был принят.

Командующими нарвской, финской, порховской и псковской частями «завесы» были назначены соответственно генералы Парский, Надёжный, Подгурский и полковник Пехливанов. Бывший начальник Шевары полковник Чернышев стал начальником штаба Карельского района. Возведение оборонительных сооружений было поручено инженер-генералу Величко.

А тем временем 23 февраля в Петроград доставили новый, ещё более жесткий немецкий ультиматум. Германия потребовала от России отторжения Польши, Литвы, Курляндии, Эстляндии и Лифляндии, части Белоруссии, немедленного вывода войск с территории Украины и Финляндии, отказ от Черноморского флота и громадные контрибуции. На принятие ультиматума отводилось 48 часов.

Это Феликс и предвидел. Ничуть не сомневался, что практичные немцы постараются выжать все возможное из сложившейся ситуации. Принятие этих условий впрямую отражалось и на только-только налаживаемой с помощью Шевары зарубежной агентуре – сложнее будет осуществлять контакты, а некоторые информаторы, почувствовав в мирном договоре слабость России, и вовсе прекратят сотрудничество.

Зная настроение Ленина, Дзержинский ничего хорошего не ждал от экстренного заседания ЦК. Оно состоялось в тот же день. Владимир Ильич решил на немецкий ультиматум ответить своим – обращенным к товарищам требованием немедленного подписания мира. Заявил, что в противном случае уйдет в отставку.

Феликс подозревал, что втайне некоторые были вовсе не против именно такого исхода, но сказать открыто побаиваются. Троцкий возразил, что в этом нет необходимости, достаточно с поста наркома уйти ему – это заставит немцев поверить, что политика России изменилась. Сталин, пояснив, что не имеет ни тени упрека Троцкому, посоветовал ему повременить с отставкой. Того же мнения был и Свердлов. В итоге за мир проголосовали семеро – сам Ленин, Свердлов, Сталин, Сокольников, сдавшиеся под их напором Смилга, Зиновьев и Стасова. Противников было четверо – Бухарин, Бубнов, Ломов и Урицкий. И «воздержались» тоже четыре члена ЦК – Дзержинский, Иоффе, Крестинский и Троцкий.

«Воздерживаться» было вовсе не в характере Феликса. Он по-прежнему считал невозможным подписывать сейчас мир с Германией. Однако он не мог не видеть, что с теми огромными задачами, которые уже встали перед революцией и ещё встанут после отклонения германского ультиматума, может справиться только объединённая большевистская партия. Если произойдет раскол, ультимативно заявленный Лениным, и придется вести революционную войну против германского империализма, русской буржуазии и части пролетариата во главе с Лениным, то положение создастся еще более опасное, чем при подписании мира.

Однако предстоящее голосование на заседании ВЦИК выглядело куда более проблематичным. Тогда хитроумный Свердлов предложил сначала обсудить вопрос не на общем собрании, а во фракциях. А там от всех большевиков он настойчиво потребовал партийной дисциплины: раз ЦК принял решение, идти против его линии – значит, идти против партии, меньшинство должно подчиняться большинству.

Только к ночи фракции ВЦИК сошлись вместе. Левые эсеры не смогли противостоять единой позиции большевиков. 116 голосами против 85 при 26 воздержавшихся ВЦИК постановил принять германский ультиматум, что с явным удовлетворением и констатировал Яков Михайлович.

Всё чаще и чаще не только в Смольном, но и у себя на Гороховой председатель ВЧК стал слышать деликатные пояснения – «это Яков Михайлович так распорядился», «по этому поводу товарищ Свердлов звонил», «ВЦИК считает»… Такое вмешательство, причем даже в мелочные вопросы, никак не относящиеся к компетенции ВЦИК, такая негласная опека и прямые, через его голову, контакты Свердлова с Александровичем, Петерсом и рядом других членов коллегии не могли не раздражать Феликса, но он вынужден был терпеть.

И не он один. Чуткий взгляд Феликса на заседаниях, в перерывах не раз уже фиксировал едва сдерживаемое раздражение и Сталина, и Бонч-Бруевича, и Троцкого. Прямо скажем, немногим понравилось и то, что он выписал из Америки своего младшего брата Вениамина, разорившегося банкира, и с ходу назначил наркомом путей сообщения. Как потихоньку шутили, видимо, проделав такой большой путь, он и стал крупным специалистом по транспорту.

Но иметь открытым врагом влиятельного, энергичного, пытливого, изворотливого и предприимчивого Якова Свердлова, которому полностью доверяет Ленин, у которого везде свои люди, никто не хотел.

Утром на Гороховой Дзержинского ждал строго секретный пакет с печатью Совнаркома «Вскрыть лично». Подобные пакеты из Смольного привозили каждый день. Но этот был особенный. Внутри Феликс обнаружил короткую записку Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича с приглашением прибыть на оперативное совещание, тема которого будет сообщена на месте. Это было странно. К совещаниям обычно как-то готовились, обдумывали вопросы, брали с собой материалы. Но не менее странным было и то, что назначено совещание не в Смольном, а на квартире Владимира Дмитриевича на Херсонской улице. Впрочем, одна догадка имелась. Совсем недавно военный руководитель Высшего военного совета Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, регулярно докладывавший Ленину о положении дел, настоятельно рекомендовал хотя бы на время перевести правительство республики в Москву. И, кажется, убедил.

Прибыв за четверть часа до указанного времени, Дзержинский застал практически весь ЦК. Когда сели за большой круглый стол и получили