Измена. Ты не защитил меня - Энди Дорн

Она опускает глаза, но я вижу, как по ее щекам катятся слезы.

— Теперь я понимаю: любовь — это и есть жизнь. Все остальное — просто декорации. И без тебя у меня нет жизни. Есть существование, но не жизнь.

Делаю глубокий вдох:

— Я готов потерять все, лишь бы ты поверила в мою любовь. Готов начать сначала, работать грузчиком, дворником — неважно. Лишь бы ты была рядом.

Ксения поднимает на меня глаза.

— А что, если я не прощу тебя? — спрашивает она тихо. — Что будет тогда?

Вопрос, которого я боялся больше всего. Но ответ я знаю точно.

— Буду любить тебя до конца жизни, — говорю я без колебаний. — Буду знать, что ты где-то живешь, дышишь, смеешься. И это будет давать мне силы жить дальше.

Молчу секунду, потом добавляю:

— Я не прошу тебя простить меня сразу. Знаю, что не заслужил прощения. Но я буду ждать. Год, два, десять лет — неважно. Буду доказывать каждый день, что изменился. Что люблю тебя больше жизни.

Ксюша смотрит на меня долго-долго. Изучает мое лицо, как будто видит впервые.

— Максим… — шепчет она. — Мне нужно подумать.

— Конечно, — киваю я. — Сколько угодно времени.

Выхожу из дома с легким сердцем. «Мне нужно подумать» — это не «нет». Это не «уходи и больше не появляйся». Это шанс. Маленький, хрупкий, но все же шанс.

Ксения

Я захлопываю дверь за Максимом. Прислоняюсь к ней спиной, словно пытаюсь удержать весь мир снаружи. Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот выскочит из груди. В руках все еще зажата папка с документами — бумаги шуршат от дрожи моих пальцев.

Что со мной происходит? Почему я убежала? Почему не смогла просто сказать ему «нет» и захлопнуть дверь навсегда?

Я сползаю по двери вниз, садясь прямо на пол прихожей. Открываю папку, снова читаю документы. Цифры размываются перед глазами, но их смысл пугающе ясен. Максим действительно переписал на меня свою компанию. Все. Полностью.

И его глаза… В них было что-то такое, чего я никогда раньше не видела. Отчаяние? Искренность? Или просто хорошая игра?

— Ксюша, что случилось? — голос мамы доносится из кухни.

Я быстро вытираю слезы, которые даже не заметила.

— Ничего, мам. Все в порядке.

Но ничего не в порядке. Внутри меня словно рушится что-то огромное и важное. Те стены, которые я так тщательно возводила вокруг своего сердца все эти месяцы. Стена из боли. Стена из обиды. Стена из ненависти к Максиму.

И сейчас эти стены дают трещины.

Я встаю, иду в свою комнату. Сажусь на кровать, снова разглядываю документы. Сумма астрономическая. Такие деньги могли бы обеспечить безбедную жизнь не только мне, но и моим детям, внукам…

Стоп. Дети?

Я вздрагиваю от собственных мыслей. Какие дети? После того, что случилось, я боюсь даже думать о детях. А тем более — о детях с Максимом.

А голос Максима звучит в голове: «Виктория больше не работает в компании. Я изменился…»

Изменился ли? Или это просто красивые слова?

Я хватаю телефон, набираю номер Владимира Сергеевича. Он сказал, что могу звонить в любое время, если будет очень плохо.

— Алло, Ксения? — его спокойный голос сразу успокаивает.

— Владимир Сергеевич, простите, что звоню так поздно…

— Все в порядке. Что случилось?

— Он вернулся. Максим. И… и я не знаю, что делать.

Глава 36

Рассказываю ему о разговоре, о документах, о том, что творится у меня в душе.

— Понимаю, — говорит он, когда я заканчиваю. — Ксения, ответьте мне честно: чего вы боитесь больше всего?

Вопрос застает меня врасплох. Чего я боюсь? Что Максим снова предаст? Что опять будет больно? Что…

— Я боюсь поверить ему и снова пострадать, — шепчу я. — Боюсь, что если открою сердце, он снова растопчет его. Боюсь остаться дурой, которая дважды наступила на одни грабли.

— А что будет, если вы не поверите? — задает он следующий вопрос.

Я замираю. Что будет? Максим уедет. Я останусь здесь, в родительском доме. Буду жить спокойно, безопасно. Никто меня не предаст, не обманет…

И никто не будет любить.

— Тогда я останусь одна, — говорю я тихо. — Совсем одна.

— И что хуже, Ксения? Риск снова пострадать или гарантированное одиночество?

Этот вопрос обжигает, как кипяток. Я молчу, не зная, что ответить.

— Подумайте об этом, — мягко говорит Владимир Сергеевич. — И помните: решение должны принять именно вы. Не родители, не подруги, не я. Только вы знаете, что нужно вашему сердцу.

После разговора я долго лежу в темноте, уставившись в потолок. За окном слышно, как заводится машина Максима, наверное, он устроился на ночь в салоне и включил печку.

Спать там, должно быть, неудобно. Холодно. Но он остался. Несмотря на то, что я убежала, не дав ответа, он остался.

Мысли путаются в голове. С одной стороны — воспоминания о той страшной ночи.

С другой стороны — его глаза. Искренность в голосе. Документы, которые он принес. Неужели человек способен так кардинально измениться?

Утром я встаю рано, не выспавшись. Подхожу к окну и выглядываю во двор. Максим все еще там. Его машина стоит у ворот, и я вижу, как он спит, обняв руль. Неудобная поза, голова неестественно повернута набок.

Что-то сжимается в груди. Жалость? Нежность? Я гоню эти чувства прочь, но они возвращаются снова и снова.

День тянется мучительно долго. Я пытаюсь читать, помогаю маме по дому, но мысли постоянно возвращаются к Максиму. Он все еще сидит в машине. Не выходит, не навязывается. Просто ждет.

К вечеру не выдерживаю и снова звоню Владимиру Сергеевичу.

— Он сидит там уже сутки, — говорю я. — Даже не выходил поесть.

— И что вы чувствуете по этому поводу?

Проклятые вопросы психологов! Почему они никогда не дают прямых ответов?

— Не знаю, — раздраженно отвечаю. — Злость. Жалость. Растерянность.

— Ксения, я хочу, чтобы вы представили себе две ситуации. Первая: вы прощаете мужа, даете вашему браку второй шанс. Что вы чувствуете?

Закрываю глаза, пытаюсь представить. Максим и я вместе. Снова семья. Может быть, даже дети…

— Страх, — честно отвечаю. — Но