Картографы рая и ада - Василий Андреевич Владимирский

активно восполняла этот дефицит на протяжении всей своей литературной карьеры. Рамон из «Леопарда» возвращается на Землю, которая в его отсутствие пережила событие, изменившее всю планету, и оказывается уникальным представителем человечества старой формации – однако не собирается менять свои приоритеты, послушно следовать за многомиллиардным большинством. Принцесса Сэниа и ее возлюбленные из «Чакры Кентавра» сознательно бросают вызов традиции, древнему договору, и в итоге разрушают систему, складывавшуюся тысячелетиями.

Но, конечно, самый выразительный «нетакусик» в прозе Ларионовой – девятнадцатилетняя Варвара Норега, которая раз за разом тычет носом взрослых, опытных, умных, битых жизнью космопроходцев в их очевидные ошибки. В «Сонате моря» происходит показательный диалог между Варварой и одним из исследователей:

«– Прямо не знаю, как вы тут будете жить и работать. Ведь вы психологически противостоите ста шестидесяти членам экспедиции, для которых Степанида стала домом и любовью…

– А если я все-таки окажусь права… Как же с ними быть?

– С кем?

– Со ста шестьюдесятью членами экспедиции?..»

С другой стороны, пилот Санти Стрейнджер из «Вахты», золотой мальчик, «рожденный необыкновенно жить и необыкновенно умереть», пират, работорговец, расист и убийца, образцовый мерзавец, на котором клейма негде ставить, – тоже «не такой, как все», тоже особенный, человек, противопоставляющий себя безразличному большинству соотечественников-американцев. То есть Ларионова не романтизирует «нетакусиков» бездумно, просто по факту их существования, но подчеркивает раз за разом, что коллектив может ошибаться, а малоприятный одиночка-маргинал – быть прав.

К сожалению, то, что звучало из уст советской писательницы смело, даже эпатажно, для постсоветской фантастики оказалось общим местом. Почти сразу после падения железного занавеса «нетакусики» и герои, глядящие на мир через эмоциональную оптику, заполнили книжные страницы до отказа – Ларионова, как и многие ее современники, пропустила ключевой момент, когда игра на этом поле из легкого товарищеского матча превратилась в жесткую конкурентную схватку с непредсказуемым результатом. Новые, молодые, зубастые фантасты с легкостью осваивали территорию, по которой Ольга Николаевна продвигалась медленно, на ощупь, преодолевая мощное сопротивление среды.

«Будущее создается тобой, но не для тебя», – писали все те же Стругацкие.

Фантастическая литература стала именно такой, о какой мечтала создательница «Леопарда» и «Чакры», – но книгам Ларионовой места в этой литературе уже не нашлось.

Но тут, мне кажется, важно не забывать об историческом контексте, об обстоятельствах места и времени – и помнить: задолго до того, как это стало модно, Ольга Николаевна побывала на вершине жанрового Килиманджаро первой.

Первой и остается, как ни крути.

15.06.2024

Владимир Савченко: Инженер-электрик человеческих душ

Владимир Савченко – советский фантаст, которому не повезло. Хотя без повестей Владимира Ивановича в СССР не обходилась ни одна серьезная НФ-антология, его имя так и не стало символом эпохи подобно именам Беляева, Обручева, Ефремова, Стругацких, Крапивина или Булычева. Тянет добавить «незаслуженно забытый писатель», но это не совсем верно. Савченко переиздают, Савченко обсуждают – правда, вовлечен в этот процесс сравнительно узкий круг знатоков и ценителей. Попытаемся понять, почему же писатель, не обделенный умом и талантом, лауреат «Аэлиты» и любимец советских ИТР, занял столь скромное место в истории жанра.

Самонадевающиеся штаны

Подобно многим современникам, Владимир Иванович Савченко начинал свою литературную карьеру, как иронизировали по другому поводу братья Стругацкие, с «изобретения самонадевающихся штанов» – то есть с научной фантастики «ближнего прицела». Иными словами, с литературы, где горизонт предвидения ограничен несколькими ближайшими пятилетками, а в центре внимания оказываются не человеческие судьбы, а изобретения и открытия, конфликт идей, а не конфликт людей.

Выпускник Московского энергетического института, инженер-электрик, сотрудник Института автоматики и Института кибернетики, изобретатель, всю жизнь посвятивший экспериментальной науке и микроэлектронике, как писатель-фантаст Савченко на первых порах уделял особое внимание научной достоверности и точности технических деталей. Поначалу доходило до смешного. «Еще студентом Московского энергетического я заведовал сатирическим отделом институтской многотиражки “Энергетик”, – рассказывал писатель о своем НФ-дебюте в интервью Яне Дубинянской в 2002 году. – И как-то меня “повернуло”: что там все сатира да сатира, дай-ка я напишу фантастический рассказ! Написал. Его напечатали, но сняли подзаголовок “фантастический”: оказывается, инфракрасное видение, о котором я писал, уже было изобретено, только я не знал об этом». Впрочем, уже следующий рассказ Савченко, «Навстречу звездам» (1955), посвященный теории относительности, вышел в журнале «Знание – сила» с аккуратной пометкой «научная фантастика» и со временем именно с таким подзаголовком был переведен на десяток иностранных языков.

В первой законченной повести Владимира Ивновича, «Черных звездах» (1958), роль «самонадевающихся штанов» играет пара нейтрид – антиматерия, веществ, над созданием которых бьются не покладая рук американские и советские исследователи. Вокруг изобретения разворачиваются личные драмы, крутится какая-никакая интрига, но организация технологических процессов и устранение конструктивных недочетов увлекает автора куда сильнее. Сам Савченко довольно скоро перерос и разлюбил эту повесть, как Стругацкие «Страну багровых туч», но начало было положено – и взгляды столичных издателей обратились к молодому фантасту родом из Полтавы.

«Мир должен быть прост»

Ту же инженерную оптику писатель использует в своей главной утопии, романе «За перевалом». Работа над книгой затянулась: чтобы завершить это масштабное полотно и расставить все точки над «ё», автору понадобилось почти тридцать лет. Первая глава романа, «Пробуждение профессора Берна», вышла как отдельный рассказ еще в 1956-м, а полностью утопия была опубликована только в оруэлловском 1984-м. За прошедшие почти тридцать лет в стране и в литературе изменилось слишком многое – и история, которую рассказывает писатель, с трудом выдержала испытание на растяжение и излом.

Книга между тем далеко не пустая: «прекрасный мир будущего» у Савченко заметно отличается от канонической советской утопии шестидесятых – семидесятых. Профессор Берн, не питающий иллюзий относительно ближайших перспектив человечества, погружается в анабиоз – и приходит в чувство спустя несколько столетий на Земле, пережившей глобальное потепление. Цивилизация уцелела и даже сделала шаг вперед, но за это пришлось заплатить дорогой ценой. Да, на Земле достигнуто товарное изобилие, каждому гражданину доступен базовый уровень потребления, нет ни голода, ни болезней, ни войн. Глобальная катастрофа сплотила людей, сломала барьеры. Но общество по-прежнему остается иерархическим: за работу на благо человечества каждому гражданину начисляются баллы на особый счет, кому-то больше, кому-то меньше, в зависимости от вложенных усилий. Учитывая, что экономика в этом мире в основе своей остается плановой, а ее функционирование обеспечивают крупные информационно-вычислительные центры без участия человека, не очень понятно, как тут работают социальные лифты. Автор, однако, не обращает внимания на такие мелочи: в его мире будущего любые конфликты интересов разрешаются без особого труда – в